— Я знаю, что ты не спишь, – говорит брат.
Открыв глаза, смотрю на него укоризненно. Пройдя, он садится на край кровати, белый халат, накинутый на плечи, спадает. Он его поправляет, пряча взгляд, словно тем самым пытаясь самому себе дать возможность собраться с силами.
Потом не спеша проводит взглядом по моим рукам вверх, доходит до лица. Уверена, что выгляжу хреново. Да и плевать.
— Зачем? – спрашивает он шепотом.
Я молча отвожу взгляд и смотрю в белую больничную стену.
— Родителям уже рассказал?
– Нет, – качает он головой, – но придется, ты же понимаешь...
Илья словно оправдывается, но мне все равно. Даже догадываясь, что тут за представление устроит мама и как зол будет отец.
— Ась, – зовет Илья, я перевожу на него взгляд, – это... это ты из-за него, да?
Я снова утыкаюсь в стену. Не хочу говорить. Вообще ничего не хочу. В голове начинает предательски буравить мысль: а вдруг он придет, узнав о произошедшем?
Усмехаюсь, чувствуя, как медленно пробирается боль, начинает стучать где-то далеко внутри черепной коробки, отдаваясь в висок и переносицу.
— Я устала, – говорю Илье, по-прежнему глядя в стену.
Брат вздыхает. Некоторое время мы молчим, я даже глаза закрываю, будто и впрямь собираюсь уснуть. Я хочу, честно, хочу, потому что в голову снова лезут мысли, которые привели меня сюда. А могли бы совсем не сюда, если бы не вовремя появившийся Илья.
— Я найду его и убью нахрен, – произносит брат тихо, почти не слышно.
Но я тут же распахиваю глаза и хватаю его за руку. Наверное, выгляжу, как чумная, потому что Илья смотрит с тревогой.
— Он не виноват, – произношу хрипло.
— А кто виноват? – брат словно и правда надеется найти ответ на этот вопрос.
Чтобы перестать мучиться мыслью о том, почему его младшая сестренка оказалась в больничной палате.
— Я одна виновата, Илья. Только я.
Стиснув зубы, он качает головой.
— Обещай мне, что ты к нему не полезешь, – не отпускаю его руку, не замечая, как белеют пальцы от сильной хватки. Мы смотрим в глаза друг другу бесконечно долгие мгновенья.
— Хорошо, – отвечает брат, – только у меня тоже есть условие. – Я смотрю в ожидании. – Ты больше никогда...
— Согласна, – киваю, перебивая.
Мы снова смотрим друг на друга, теперь в глазах брата стоит боль. Я отпускаю руку, на коже остаются следы моих пальцев. Он меня обнимает и гладит по голове.
Когда отстраняется, я говорю:
— Может... Может, мы не будем говорить родителям настоящую причину?
Илья тяжело вздыхает.
— Хорошо, – произносит снова, – я что-нибудь придумаю.
И он придумывает, что я была под кайфом и не соображала, что делаю. Так себе идея, но она стоила мне всего месяца жизни в психушке.
Усевшись в такси, я поменяла адрес и поехала домой. С Ильей, конечно, вечером не помешает поговорить, вдруг реально что узнает, но вот сидеть под буравящим взглядом матери у меня нет никакого желания. Лучше побыть одной и все хорошенько осмыслить. Потому что события набирают обороты, а я вот топчусь на месте.
В квартиру входила с опаской, но в ней никого не оказалось, и все вещи были на своих местах. Я села в кресло и задумчиво уставилась перед собой. Следователь может решить, что я сама устроила разгром в квартире Шилова, чтобы что-нибудь скрыть. Мне фантазии не хватит, чтобы придумать, что именно, но он вон большой затейник.
В который раз я взяла в руки ежедневник и начала его просматривать. Вполне возможно, в нем что-то и есть, только вот я не могу даже догадаться об этом.
