Водителя ещё нет.
– Вова, – говорю, – выйди. А то я сама зайду.
Он вышел.
– Давай я тебя поцелую.
В одну щёку целую, в другую.
Он:
– А ещё раз?
Я чмокаю его куда-то возле уха.
– Ой, сколько родинок, – говорю.
– Вот ещё одна, – он показывает, справа над губой.
Целую. Приходит водитель. Я целую Вову в губы, я их даже не чувствую.
– Это всё, всё, всё.
Он краснеет. Вот стоят они вместе с Колей. Колю я не вижу, а он улыбается смущённо. Всё.
7 февраля 1982
Они уехали. Я не выдержала, разревелась, юркнула в подъезд и продолжала лить слёзы. Только успокоюсь, и снова вдруг нахлынет. Коле наказала, чтобы он сводил Вову в «Фотографию» и не забыл состроить ему рожицу, пусть Вова, когда «птичка вылетит», развеселился.
Пришла домой – тоска. Было у меня три братика, а тут ещё один прибавился.
23 февраля 1982
Поздравили наших мужчин. Коле и Вове послала подарочки, может, уже получили.
1 марта 1982
Сижу на больничном. Тоскливо. Летом снова в московскую клинику. Почти 2 года прошло. Прооперируют, не прооперируют, мне уже всё равно. Я срослась со своей болезнью, как и она со мной.
8 марта 1982
Приходили с работы, принесли мне мимозы – приятно. Коля прислал фотографии, не забыл мой наказ – они улыбаются. Такие красивые. У Вовы на личике родинки, я все изучила. Вспомнила, как он мыл посуду, закатал рукава, родинки на руке обнаружились. А рука мужская.
16 сентября 1982
Я в Москве. 2-ого октября уезжаю, с 4-ого – на работу. Про клинику писать неохота – всё то же. Таня плачет, я её утешаю. Познакомилась с её Большой Любовью. Сегодня они, тайком от всех, поженились. Что будет, не знаю. Тихо отметили такое событие – Зигфрид, Таня, её подруга с мужем, я, Анька, Коля и Вова.
17 сентября 1982
Я спросила Таню:
– Мы с Вовой поедем к нему?
«Благословит», поеду. А нет… всё равно поеду.
Она смеется:
– Конечно!
На следующий день мы вернулись, она спрашивает:
– Когда свадьба, дорогие?
Она в шутку спросила, а мы всерьёз подали заявление.
Но я сначала сказала, куда нам торопиться. Он знает, что я больна, но я не знаю, знает ли он, как. Но он всё равно повёл меня в загс.
3 октября 1982
Маме ничего не говорю, боязно. Она может с улыбкой сказать: «Конспираторы!» Но может и тако-о-ое устроить!.. А у Вовы с его родителями очень непростые отношения.
Как он там без меня?
Ему сейчас, я знаю, гораздо хуже, чем мне – я помню, как он уехал, а я осталась, и всё, абсолютно всё напоминало о нём, а мы тогда были просто знакомы.
Не буду наводить грусть, напишу, как доехала, как встретили и т. д.
Села я в 14 вагон. Поезд поехал, я вздохнула и потащилась вперёд. А вокруг сочувственные взгляды, типа: «Ну что же вы? В последнюю минуту запрыгиваете». Но сочувственных действий не встретила, пока не протащилась пол-вагона. Тут какой-то дедок встал передо мной:
– Девушка, вам куда? Не наша ли соседка будете?
– Не ваша, – говорю, – грустно. Мои соседи в 10 вагоне.
– В 10? – он даже присвистнул. – Вы вот что. Вы пока сумку здесь оставьте, вот наше купе. Отнесёте чемодан и вернётесь за сумкой. Я посторожу, не волнуйтесь.
Пошла я дальше с чемоданом, а он тяжёлый, бедного Вову вспомнила не один раз, как он нёс эти тяжести? Вагон трясёт, и опять все сочувствуют. Но желающих помочь… в общем, не помню как, помню, что дошла. Смотрю, купе двухместные, мягкие, проводница глядит с подозрением, непонятно только – на меня или на чемоданишко. И кричит куда-то:
