Вадим приглашающе откинул край одеяла. Пришлось слезть со стула. Нога затекла и разогнулась с большим трудом. Я кое-как доковыляла до кровати, вжалась ягодицами в теплый живот Вадима и скрючилась на его руке чуть ниже подушки. Может быть, усну так вот, как кошка…
Куда там! Вадим тронул носом ямочку на шее, скользнул губами к мочке, заерзал… Кровать предательски скрипнула. Ночная тишина напряглась. Ухнула пружина…
— Вадим, тише…
Я попыталась крутануть головой, но он поймал меня и развернул к себе. Под нами тут же заиграл целый оркестр.
— Мать разбудишь… — простонала я за секунду до поцелуя.
— Да плевать, нам не шестнадцать…
— Нет…
Но ни руки, ни губы его не слышали моего протеста. Пальцы потянули вниз резинку трусов, и подушка из-под моей головы съехала на пол, за ней последовала моя нога…
— Хочешь на полу?
Нет, я не хотела, я свалилась случайно, но за мной уже полетело одеяло, и через секунду я поняла, что весы врут. Синтепон не спасал спину, каждым позвонком я чувствовала каждую паркетину и впервые хотела стандартные сто двадцать секунд, но часы взбунтовались и все откручивали и откручивали минутную стрелку назад…
— Понял теперь, — с трудом выдохнула я во влажную шею Вадима, — почему я хочу, чтобы мы жили одни…
Я специально зычно проглотила первоначальный вариант фразы «почему я не хочу жить с твоей матерью».
— Но твои как-то живут…
Вадим откинул рукой носок, оказавшийся подле моего лица.
— А ты не заметил, что обе дочки у них весенние?
— Медовый месяц длинною в целое лето, — усмехнулся Вадим, вытирая лоб о мое плечо.
— Не в это лето… Интересно, что будет делать Андрюха два дня выходных? Может, все же поедет на дачу помогать теще…
Вадим хмыкнул очень громко…
— Пусть идет на курсы кройки и шитья…
Нет, Вадим не любил мужа Арины больше, чем его не любила моя мама. Или завидовал, что тот мог без бумажки сходить в магазин, выбрать для дочерей ботиночки нужного размера, приготовить детское пюре и вовремя сменить подгузник, позволяя Арине поспать лишний час. Он был никудышным мужем, потому что общество требует от мужчины выступать в семье добытчиком, но он был замечательным отцом. Вадима, меняющего подгузники, я не могла себе представить. Он, наверное, и берушами обзаведется, чтобы не потерять драгоценные утренние часы сна. Может, он и хочет сохранить мать под боком, чтобы никаким местом не касаться детских дел?
— Слушай, я покурю, ладно?
Вадим бросал, и пока довольно удачно. Хотя я, честно, не особо верила в пачку в неделю: девушки в парикмахерской дымили чуть ли не после каждого клиента. Разве мог он отставать? Благо там нещадно воняло химией, и запах табака бесследно исчезал.
— А трех сигарет сегодня разве уже не было?
— Сегодня было много стресса…
Он уже схватил со стола початую пачку и подтащил стул к окну, которое открыл настежь. Пришлось быстрее перебраться вместе с одеялом на кровать. Стресс… Какой к черту стресс! Сделал из мухи слона, честное слово. Вот у Чихуни стресс, а у Вадима — лафа, его делят и все не могут поделить аж целых две женщины!
— Как Андрей не боится отпускать жену на работу…
Вадим говорил от окна, между затяжками, довольно громко, но я не сделала замечания — это он разбудит мать, не я.
— Ну, ты же меня отпускаешь…
— А у тебя там одни прыщавые пацаны, — усмехнулся Вадим. — К кому ревновать?
— К ним и ревновать, — Хотела было рассказать про тетрадь с портретами, но передумала. — Вот меня Аринкин босс за школьницу принял…
