– Пожалуйста, не читай! – выкрикнула я, цепляясь за дневник, но тут же свет в моих глазах померк.
Обморок можно было бы объяснить волнением или тем, что я резко опустила голову с кровати, потянувшись к дневнику. Но только я знала, что причина была в другом – вместо признания на странице зияла дыра с опаленными краями. Словно кто–то испепелил мои слова.
– Что с тобой, Сия?
Санджай стоял надо мной и держал в руках пустой стакан, а я была мокрая от воды. Я заплакала, закрыв лицо ладонями. Сначала тихо, стесняясь своих слез. Потом громко, с метаниями по кровати, терзанием простыней и избиением подушки. У меня началась истерика. Не знаю, чем объяснить это состояние: болезнью, слабостью или растерянностью, но меня словно молотом по голове ударило от осознания, что в нашем мире существует магия, а в дневнике живет зло, убившее кучу народа. Мне стало страшно.
Пришла в себя на коленях у Санджая – мое тело буквально прилипло к нему. Находись я в здравом уме, ужаснулась бы от того, что вытворяю. Но мозг под воздействием панической атаки отключился.
– Что с тобой, Сия?
– Унеси дневник. – Зубы клацали, было трудно говорить. – Сожги, утопи, закопай, но чтобы я его больше не видела.
– Уф, – выдохнул Санджай. – А я–то испугался, что теперь точно придется жениться на тебе. А все дело в дневнике. Мне даже как–то обидно.
Его насмешливый тон вернул мои мозги на место. Я завозилась, чтобы слезть с колен мужчины, но он придержал меня.
– Сия. Что происходит?
– Я не могу сказать. Но это связано с дневником. Ты видел дыру на странице?
– Какую дыру?
– Я очень не хотела, чтобы ты увидел одну запись, и дневник исполнил желание.
Санджай позволил мне слезть с него и взял дневник, который так и лежал на полу.
Провел пальцами по обожженным краям.
– Я нашел твою дверь открытой. Кто угодно мог побывать в доме и поджечь страницу. Та же самая Анила.
– С чего ей поджигать чужой дневник?
– Что здесь было написано?
Я смотрела на него во все глаза, но губы сжала так, что стало больно.
– Сия, это важно.
– Я не могу сказать, – едва выдавила из себя. – Это личное.
– Это личное задевает еще кого–то?
Я кивнула.
– И этот кто–то находится в одной комнате с тобой?
Опять кивнула.
– Напиши еще раз. Прямо сейчас. Можешь мне не показывать.
Карандаш в моей руке ходил ходуном, и я едва сумела вывести несколько слов.
«Я влюбилась в Санджая Дата…» – На этом месте с громким хрустом сломался грифель. Может, и не было этого звука, похожего на выстрел, и всего лишь сказалось напряжение от ожидания чего–то страшного, но мои нервы не выдержали, и я отшвырнула от себя дневник, который, упав на пол, захлопнулся.
– Не дотронусь больше до него, – прошептала я, забираясь в постель и опять накрываясь с головой.
– Мне придется самому его посмотреть.
– Пусть. Мне уже все равно.
Лежа под покрывалом, я чувствовала себя загнанной жертвой охотников, забившейся в глубокую нору и прислушивающейся к звукам извне.
– Трусиха! – Санджай сел на кровать, придавив край покрывала. – Вылезай. Ничего не произошло.
Я точно психованная. Накрутила себя. Устроила истерику, увидев сгоревший клочок бумаги. Стыдно–то как…
– Ничего не произошло, – повторил Санджай, – кроме одной важной вещи.
Я замерла.
– Ты мне тоже нравишься. Очень.
– Даже такая толстая?
– Разве богини толстые?
– И брови у меня не черные.
– Совсем ребенок.
Я открыла лицо.
– Я как холст, на котором забыли нарисовать, – решила переубедить Санджая.
