Мой друг МПС и все, все, все… (Из записок старого опера) - страница 3

Но, говорят, как корабль назовёшь – так он и поплывет. Вот и нашего МПСа, как корабль с несуразным названием, судьба бросала по бурному морю жизни.

А много лет спустя хромой Касымхан, зная, что его любвеобильный друг был «ходоком» и любителем крепких напитков, сокрушался о том, что древнюю казахскую традицию «Аузына тукерту» исполнил пьяный Темиртас, который со своей слюной, смешанной с выпитой им водкой, передал МПСу склонность к пьянству, блуду и другим недостаткам, проявившимся в его зрелом возрасте.

«Детство – период человеческого развития, когда человек учится понимать окружающий мир, тренирует необходимые навыки, усваивает культуру своего общества. При этом следует понимать, что детство – не просто фаза человеческого развития, а понятие, имеющее в разные эпохи и у разных народов неодинаковое социальное и культурное содержание».

Большая советская энциклопедия

Летний жаркий день. Я и мой друг и ровесник Муха бежим по пыльной улице, толкая стальным прутиком, закрученным на конце крючком, металлический обруч из-под селедочной бочки. На нас большие выцветшие ситцевые трусы с пришитыми нашими матерями карманами. Мы босиком выбиваем пыль, представляя, что мы гонщики и управляем спортивным аппаратом. В карманах у нас с Мухой лежат асычки и по десять копеек на киношку. Это для нас целое богатство.

Открытие сезона игры в асычки начинается ранней весной с таянием снега, появлением первых проталин на тротуарах и дворах и тёплыми солнечными днями, заканчивается этот сезон игр с первыми холодами поздней осенью.

Эта удивительная игра заключается в том, что в ней используются асычки – игральные кости из надкопытных костей мелкого рогатого скота, чаще всего бараньи. В этой игре, в которую можно играть в любом месте, мы использовали несколько видов костей – замухрышки, то есть старые, стертые мелкие асычки, простушки – рядовые асычки, сыромяски – свежие сырые асычки, на которых ещё остались маленькие кусочки мяса. За одну сыромяску мы меняли две простушки. И, наконец, самые «козырные» асычки – лобаны, это асычки-биты. Ими мы выбивали кон. Лобаны были больше простушек и тяжелее. Мы в лобаны заливали чаще всего свинец, который плавили с пластин старых автомобильных аккумуляторов. Для поиска этих аккумуляторов мы снаряжали экспедицию на автобазы, где на свалках их разбирали и кусочки свинца складывали в консервные банки, а уж затем плавили на костре.

Мне удалось выменять три пустых гильзы от автомата ППШ, высушенную тушку степного суслика и большой кусок гудрона на три лобана. Гильзы были найдены мной на старом стрельбище за городом, где мы с мальчишками часто проводили «поисковые операции». А вот кусочки гудрона мы использовали как жвачку. В начале шестидесятых годов не продавалась жевательная резинка, да многие и не догадывались о её существовании.

Я, Муха и МПС играли в одной команде с мальчишками из соседних кварталов. Карманы в наших видавших виды штанах постоянно рвались от асычек, за что нам частенько перепадало от матерей, а ещё за синяки и ссадины, полученные в драках после завершения игр по отстаиванию правоты.

Итак, мы с Мухой бежим по пыльной улице. Никаких забот, мы счастливы, никто нас не ругает за невыполненные уроки, и у нас куча времени – каникулы. И тут мы натыкаемся на идущих навстречу МПСа и Утю-Утю. МПС – рослый, довольно плотный, загорелый до темно-коричневого цвета мальчишка, с копной чёрных и жестких, как проволока, волос, не знавших расчески. Утя-Утя – худой, поджарый мальчишка, с такой же копной выгоревших на солнце волос, только жёлтого цвета. МПС, так же, как и мы, в ситцевых трусах и босиком. Утя-Утя в коротких холщовых рваных штанах и тоже босиком. Хромой Касымхан – отец МПСа – после его рождения не остановился на одном мальчишке и со своей тихой и послушной Айжаркын «сделал» ещё семь дочек. Так что на воспитание сына у них времени не было, и тот практически воспитывался улицей.