Мой друг Жабыч - страница 12

Я оторопел, не поверил тому, что произнес Жабыч.

«Ты же настоящий?!» – голос от волнения дрожал.

Жабыч довольно заурчал. Добрый знак.

«Если ты меня слышишь и веришь в меня – значит, я есть!»

Как же отлегло на душе и счастливо затрепетало сердце. Конечно, я слышу и верю.

«Жабыч, я правильно понял – люди ведь не любят, когда их считают странными?!»

Наступило долгое молчание. Наверное, я задал чересчур сложный вопрос.

«Странные люди, они самые искренние и добрые. – Жабыч поколебался, потом произнес тоном, который ему представлялся деликатным: – Потом, у странной бабушки не может быть не странный внук», – убедительно заключил он.

«Ты считаешь бабушку странной?!»

«Еще какой! – в голосе Жабыча звучал восторг. – Только она могла заявить твоей маме: «НЕТ НИЧЕГО НЕПРАВИЛЬНОГО!» Настоящая неправильная бабушка!»

Я бабушке рассказал, почему люблю приходить к Матиасу домой.

– Его квартира пахнет котиками.

Она с тревогой посмотрела на меня, даже очки протерла платочком, но надевать не стала.

– Наша чем пахнет? – осторожно спросила бабушка.

– Нашей семьей, – простодушно ответил я.

Бабушка облегченно выдохнула.

– Это плохо? – поинтересовалась она.

– Нет, – успокоил бабушку. – Думаю, у каждой семьи свой запах, плохо, когда его совсем нет.

– Ты становишься философом, – и бабушка меня обняла.

Я понял, быть философом – это хорошо. Например, меня удивляет, что взрослые наивно считают, что мы их не понимаем. Это не так. Это взрослые нас не понимают или не хотят понимать. Дети понимают всё!

Матиас утверждает, что у каждого есть секреты: у взрослых их много, у нас мало, мы же дети.

Я сначала не согласился, с сомнением посмотрел на друга, потому что не понимал, что такое секрет.

– С – е – к-р – е – т, – по буквам произнес Матиас, будто пояснял инопланетянину, всплеснув при этом эмоционально руками. Он всегда так делает, когда что – то доказывает, – это то, что ты не хочешь, чтобы все знали. В первую очередь родители.

По строгому выражению лица Матиаса я понял – это самое главное.

Матиас скрестил руки на груди. Он это делает не специально, привычка такая. Еще он любит хмуриться, словно решает сложную задачку со спичками. Матиас обожает задачки со спичками и мучает меня ими, а до меня не доходит, какую спичку и куда переложить, чтобы, например, получилась цифра «восемь». Матиас щелкает их как орешки, он смекалистый. С ним и в шахматы никто не хочет играть, потому что он у всех выигрывает. У Матиаса в голове, наверное, компьютер, который все за него просчитывает наперед.

Меня Матиас, наверное, считает тугодумом, хотя ни разу даже намеком не показал этого.

Конечно, мне было интересно знать, какие секреты у Матиаса есть, просто до этого я не знал, что они существуют. Дома мама иногда говорила мне выйти из комнаты, потому что у нее состоится серьезный разговор с папой, и он не для детских ушей. Я покорно удалялся к себе. Теперь я понимал: мама с папой секретничали.

Матиас не выдержал моей молчаливости.

– Хочешь увидеть мой шрам? – чуть ли не шепотом спросил. – Мне удаляли аппендицит. – Друг чуть приспустил шорты, мы были в раздевалке в детском саду, и я увидел продолговатый красноватый рубец.

Он произвел на меня сильное впечатление.

– Больно было?

– Не помню, – с улыбкой ответил Матиас. – Я же был под наркозом, но потом болело и очень чесалось, – он поморщился, и я понял: правда, было больно. – Я никому не показывал свой шрам. О нем знает только мама, – доверился Матиас.