Мой генерал - страница 36
— Что, что! Что случилось? — Саша даже не узнала своего голоса, такой ужас вдруг накрыл ее с головой.
Полковника занесли в дом, он был в сознании. Саша потребовала теплой воды, полотенец, трясущимися руками промыла две раны. У правого виска была задета кожа, а вот левое плечо было задето серьезно — вокруг раны темнело пятно от ружейной дроби.
Немировский был спокоен, даже говорил Саше, что ничего страшного не произошло. Участливо смотрел на ее мокрое от слез лицо, успокаивающе повторяя: «Ну, ну, я человек военный, привыкший к таким незадачам».
Вскоре привезли местного лекаря. Он занялся раненым, и Низовцев наконец смог рассказать Саше о произошедшем. Но говорил сбивчиво, и она с трудом составила картину того, что случилось.
Курляндский встретил их недружелюбно, никакого разговора не получилось. Требовал возместить все долги, иначе соседа непременно «упекут в каталажку». Никаких расписок и векселей, однако, предъявлять не захотел. Полковник пообещал разобраться с помощью нанятого чиновника-юриста, который в суде оспорит все претензии помещика.
Когда уже покинули дом и выходили со двора, озлобленный Курляндский спустил сторожевого пса. Тот зарычал и набросился на незнакомого человека, но полковник голыми руками расправился с ним, свернув шею. Тогда хозяин выскочил из дома с охотничьим ружьем и стал стрелять, сначала в воздух, потом стал целиться почему-то в отца Анны. Но Немировский закрыл его своим телом, грудью наступая на Курляндского.
Остальное Саша выведала у слуги Луки, который прибежал на выстрелы и увидел страшную картину. От вида крови у жениха Анны обоим помещикам стало плохо: один подумал, что застрелил офицера, бросил ружье под ноги и с размаху уселся рядом со своим мертвым псом, а другой упал рядом с лежащим на земле Немировским, вопил, ломая руки и просил защиты у бога.
«Боже, спаси и сохрани! Дочь моя, что я наделал, дурак старый!»
— Тоже, поди, думал, что будущий зять отдал богу душу, — закончил свой рассказ Лука.
Потом Саша сидела на стуле у лежащего на диване Немировского и все расспрашивала лекаря, не опасно ли ранение. Тот, зашивая очищенную от пороха рану, качал головой. Когда Саша тихо заплакала, спрятав лицо в носовой платок, весело заметил:
— Вот удача так удача! И лицо в порядке, руки-ноги тоже. Ну, плечо-то пострадало, да заживет! Вон сколько ран выдержал господин офицер! Сплошные отметины да шрамы на всем теле. Организм-то, видать, железный...
Саша со страхом рассматривала старый шрам Немировского на окровавленной коже около ключицы. Она услышала его усталый голос и увидела слабую улыбку на его бледном лице под наложенной повязкой:
— Вам не стыдно, госпожа Анна, рядом с полуголым мужчиной находиться?
Саша рассердилась:
— Вам бы только шутить, Дмитрий Алексеевич! Ведь прав доктор-то, могло бы закончиться куда пострашнее!
— Вот и не плачьте больше! Вам бы не здесь находиться, не женское дело... Идите, дорогая, готовьтесь к отъезду!
— Да что вы говорите! Какой отъезд?! — Саша от возмущения не могла больше ничего выговорить. Но все-таки наклонилась над лицом мужчины. — Вы шутите?
— Я сказал же: вам следует уйти! И ждать меня надобно в другом месте.
Растерянная Саша поняла, что он не шутит. Но про себя отметила, что он впервые обратился к ней со словом «дорогая».
Дел у нее не было никаких. Вещи и так сложены и находились в карете. Спохватившись, стала с помощью дворовой девушки собирать чистые старые ткани, чтобы были мягкими, полезными в дороге. Ключница Дарья по ее просьбе заваривала травы, готовила успокоительное снадобье.