Мой город – моя судьба. г. Новоуральск - страница 4
Чтоб заглянуть философу в глаза,
И прояснить загадки сновидений.
«Мы долго просидели, но быстро поседели…»
Мы долго просидели, но быстро поседели,
Смотрели из окошка на метели,
Бросали якоря, стояли на мели,
Тонули, вылезали из петли.
О, сколько там стихий за поворотом
Оставлено, а сколько слов, по нотам
Разложенных в собрании стихов,
Мы извлекли из тающих снегов?
Да, было дело, помню, кровь кипела,
Но отзвенела птичья «а капелла»,
Слетело облачко с черёмухи легко
И на стекло озёрное легло.
Я говорю опять: Спасибо Богу
За то, что коротаю понемногу
Снежинок хрустали, чаёк, себя,
Свечу и день, тетрадку теребя.
Спасибо за лексический глоссарий,
С которым я пишу обычно в паре
О том, что жизнь – всего лишь краткий миг:
Вчера младенец, а теперь старик…
«Стихией полирую я стихи…»
Стихией полирую я стихи,
Осмысливая чистые волненья,
Которые тонки, как две строки,
Как боли вкус, как слёзы наважденья.
Нюансы стихотворного ИЗО:
Сердец экосистема и виньетка,
Эреб, в окне начертанный грозой,
Рецепторами сложенная сетка…
Мне более не нужно ничего,
Хоть есть ещё открытые вопросы:
Вот, например, не знаю я, какой
Хранят секрет шумящие берёзы.
«Благословенна русская зима…»
Благословенна русская зима,
И нет ей на мотив альтернатив:
В ней радугой расколотая тьма —
Меж вечностью и временем обрыв…
Снежинки, фонари и тишина
Несут переливающийся блеск.
Звучит инструментальная струна —
Мороза расстилающийся треск.
«Словарь – незаменимый инвентарь…»
Словарь – незаменимый инвентарь,
Когда снежинка вложена в эпитет,
Когда ветра рассеивают хмарь
И я пишу о том, что сердце видит…
Душою ощущаю архетип:
Плывут славянской древности архивы,
Спускается зима на ветви лип,
И все штрихи написанного живы.
«Пускай судьба не будет краше…»
Пускай судьба не будет краше
От пары яблонь наливных,
Но всё почти что рядом – наше:
От гибких линий до-прямых.
Пока фортуна катит фишку,
Мы дочитаем, да пойдём
В ещё не изданную книжку
Про не забытый нами дом.
СВЕТЛАНА НАДь
«Чисто вымыто крыльцо…»
Чисто вымыто крыльцо
выбритых еловых плашек,
расплывается лицо
по округе круглых чашек.
В кипятке чаинок рой
растворится и осядет,
ветер пряно-набивной
до мурашек кожу гладит.
Вечер прорастает сквозь
темень, теплоту, усталость
в единении и врозь —
время до остудья сжалось.
До утра осталась малость.
«Воскресенье, твои снега…»
Воскресенье, твои снега
обложили со всех сторон…
скрыты проледью берега,
ветер рвётся с горы в разгон.
Воскресенье, твои кресты
растворяют пространства глубь…
лиц утерянные черты —
отыщи, прими, приголубь.
Воскресенье, твоя звезда
истончает движенья круг
до пасхального до суда,
до стигматов сомкнутых рук,
где биенья вселенский звук.
«Каждой твари по паре…»
Каждой твари по паре,
воздух чист и надрывен.
Мы в бескрайность кричали —
крик наш страшен и дивен!..
Мы чертили пространство,
бесконечно и рвано,
не храня постоянство —
мир наш выглядел странно:
из лоскутьев без связи,
без дыханья и света,
из обрывочной вязи —
вдаль проставлена мета.
Мы старели в метели
согревались и стыли
прямо в вечность глядели —
а о жизни забыли!..
«Когда я подойду к концу конца…»
Когда я подойду к концу конца,
возьму в ладони уголек горячий,
вложу в оправу Божьего кольца —
слепой пройдет, увидит только зрячий
проталину на млечной полосе
от теплого дыхания парного,
на перламутре в звездном колесе
прощальный отблеск всполоха земного.
Вне времени, где Вечности провал,
где серафим, как огненная птица,
однажды в благороднейший опал
Похожие книги
