Но я бы предпочла, чтобы он мне в лицо сказал, а не вот это всё: званый ужин, смотрины и я, выглядывающая, как тоскующая собака, из-за угла. Кажется, я заслужила, чтобы со мной были честными.
Он ведь встречался со мной. Кормил своими блюдами. Знакомил с друзьями. Говорил, что я ему нравлюсь. Он меня поцеловал! И после всего – вот это?!
Ян Вознесенский. Богатенький папенькин сынок. Там десять слоёв и до дна не добраться. Не зря он постоянно уклонялся от разговоров о семье.
Все эти мысли раскалили меня до невозможности. Добела. До температуры плавления. И в тот момент я не вспоминала о некоторых нестыковках. Как-то было мне не до мелочей и подробностей.
Всё объяснялось просто: он понятия не имел, что я часть этой семейки. А поэтому смело явился сюда. Интересно, когда бы и как он сообщил мне, что женится? Или бы не сообщал? Продолжал морочить голову? Целовать? Или двинулся бы и дальше? А я б и поддалась – как перед ним устоять?
Негодяй. Редкостный мерзавец. Циничный ублюдок. Вести двойную игру и чувствовать себя везде королевичем.
Так и подмывало позвонить ему. Прямо сейчас. Или закидать смс. Не знаю, каким усилием воли я сдержалась.
У меня созрел совершенно другой план, и я не знала, как убить время, чтобы не сорваться.
Уже под ночь ко мне ввалилась Шуша. По её лукавой мордочке я поняла: с новостями.
– Короче, дела обстоят так, – сказала она, устраивая поднос с едой на столике, а свою хорошую попку – в кресле. – Давай, ешь, я знаю, что ты вечно голодная.
Вроде бы и не упрёк, но я почувствовала себя уязвимой. Наверное, на фоне всеобщего стресса, когда каждый нерв буквально гудел и готов был порваться от малейшего прикосновения.
Шуша на моё лихорадочное состояние и внимания не обратила. Деловито разлила по чашкам какао и вцепилась зубами в бутерброд с сыром и мясом.
– Давай, наяривай, не стесняйся. Я что, зря старалась? – кивнула она в сторону подноса, и я заставила себя взять бутерброд. – Ну, короче, так, – продолжила она свой монолог. – Минка там в бешенстве слегка. Этот тип, прикинь, никакого уважения ей не выказал и её неземной красотой не восхитился. Минка говорит, может, это и минус, что он такой красавчик. Видимо, избалован бабами, и она ещё наплачется в браке. С другой стороны, пусть гуляет, ей же лучше. Каждый будет жить своей жизнью и прекрасно. Потому как свадьба – дело решённое. Папашки вроде всё перетёрли и по рукам ударили.
Я смела всё, что оставалось на подносе, не ощущая вкуса. Выпила две чашки какао и выпихнула болтливую Шушку за дверь.
Мне предстояло пережить самую долгую ночь в своей жизни.
Кажется, после полуночи я задремала с телефоном в руках. Но от Яна – ни звука. Обычно мы переписывались по ночам. Хоть немного, хоть несколько слов или смайликов. Сегодня – молчание.
Рано утром я выскользнула из дома, не в силах больше терпеть.
Пусть он мне в глаза посмотрит. Пусть хоть что-то скажет в своё оправдание. Иначе меня порвёт на части.
Такси везло меня через весь город. Казалось – ползёт по-черепашьи, останавливаясь на каждом перекрёстке.
Я не могла подгонять таксиста, но ёрзать и нервничать мне никто не мешал.
Вся моя жизнь уместилась в судорожно сжатом кулаке, куда я спрятала два месяца, проведённые с Яном. Нам было хорошо друг с другом. Ну не мог, не мог он так искусно притворяться! Иначе тогда кому верить?
Я металась из крайности в крайность. Вытаскивала на свет божий все наши встречи, пыталась анализировать, вспоминала каждый взгляд и жест и понимала только одно: я влюбилась. По уши. До самого дна, когда невозможно и дня прожить, чтобы не вспоминать, не мечтать, не представлять всякое разное, что ещё не случилось, но я очень надеялась, что в будущем обязательно сбудется.
