– Прочитай, что написано вот здесь о национальности матери в твоем свидетельстве о рождении, – велел ей немолодой служащий с белой покладистой бородой.
Его искривленный подагрой палец показывал вовсе не ту строку в документе. Уровень русского языка был совсем слабым. Редкое слово произносилось без ошибок. Из этого Алла сделала вывод, что этот человек плохо читал и видел. Чтобы продемонстрировать ему свою удачливую выучку иврита в ульпане, она громко произнесла:
– Егудия!
– Ты правду говоришь!? – Насторожился старец, вместо ожидаемой похвалы. – Ну-ка еще раз читай, только так, как написано.
– Ев-рей-ка, – по слогам прочитала Алла и вспомнила предупреждение мамы, что в этом учреждении вольность неуместна.
– Еб-рей-ка, – повторил и облегченно вздохнул немолодой служащий раввината.
Притом он долго всматривался в глаза Аллы. Чутье сработало. Справка оказалась в руках репатриантки на законных основаниях. На следующей неделе бледненького, еще толком не понимающего, что произошло Сашеньку, привезли из Медикал-центра счастливые и одновременно взволнованные родители. К вечеру ребенок захныкал. А утром он уже ловко отталкивался ножками от пола, сидя в опрокинутой табуретке. Она служила ему автомобилем и неплохо скользила по гладкому полу гостиной. Правда, не обошлось без обращения родителей в аптеку, где им предложили необходимое в таких случаях лечебные средства.
В ульпане Аллу и Мишу искренне поздравляли соученики, в большинстве тоже супружеские пары. Часть из них уже прошли не так уже и простую процедуру. Другие ее еще только планировали. С нескрываемой завистью на Аллу посматривали только Ира и Лена. Им не причитались справки раввината в связи с отсутствием записи «еврейка» в соответствующей графе свидетельства о рождении. В Израиль и они приехали на законных основаниях, но, как жены евреев. Позднее одной из них, якобы удалось воспользоваться проблемами зрения и русской письменности служащего раввината.
К концу лета, в честь приезда нашей дочери, всех нас пригласили в Омер на субботний пикник Микки и Сидней. Виллы их небольшого городка утопали в зелени садов. На пикник, кроме нас, пришла еще дюжина соседей Лоубов. Среди них были сверстники наших детей и представители старшего поколения. Ветераны мужчины окружили Сиднея, который дожаривал на мангале индюшачьи окорока. Как и хозяин, они тоже приехали в Израиль из США в начале семидесятых. И в этой компании меня попросили рассказать, как жилось евреям в СССР.
В ходе разговора мы наполняли едой одноразовые тарелки. Картонные стаканы наполняли минеральной водой или сухим вином. Мои новые собеседники не могли представить, как мне не разрешили забрать в Израиль мои деньги за проданную дачу. Они не понимали, за что меня лишили гражданства и права на пенсию после 33 лет работы. За выходцами из США навсегда сохранялись гражданство и пенсия. В годы их репатриации им даже гарантировали работу по специальности Израиле. Сегодня им обеспечивают достойную старость пенсии, заработанные и в США, и в Израиле.
После пикника, как бы в подтверждение этого, мы все отправились в парк на прогулку. Там, на большом травяном газоне были расставлены множество белоснежных пластиковых кресел. Словно на десерт, в них и нам предстояло наслаждение бессмертными мелодиями Брамса, Мендельсона, Чайковского, Штрауса и Шопена в исполнении виртуозов симфониетты нашего города. Музыка была так хороша, что даже двухлетний Женька беззвучно просидел полтора часа на коленях отца.
