– Да. Потому нам не страшны ни укусы, ни кровь чумных.
– Значит, для обычных людей мы опасны?
– Можешь кусать кого хочешь. – Ричард улыбнулся, а я залилась краской, кажется, по самый живот – во всяком случае, даже ключицы горели. – Не опасны. Если ты пережила посвящение, значит, тело справилось с проклятьем.
Он снова стал серьезным.
– Собственно, все. Что касается жизни ордена… Распорядка особого нет, разве что кормят по часам: услышишь гонг. Столовая, для нас и гарнизона, там, где ели слуги. Утром зайдешь к кастеляну, пусть позовет портного. Тебе понадобится смена одежды, белья…
– У меня есть.
– …разные мелочи, – он словно меня не услышал. – Потом – в оружейную, скажешь, я велел подобрать доспех. Хотя скорее всего, у него не найдется ничего по тебе, возьмешь, что получше, и отнесешь к кузнецу подогнать.
– Кандалы у вас по мне нашлись, – не удержалась я.
– Не «у нас», а в замке. Мне, знаешь ли, было не до инспекции казематов и обновления ассортимента кандалов.
– Если «в замке», тогда должен найтись и доспех. У мамы была кольчуга. Или уже прикарманили?
Ричард посмотрел мне в глаза.
– Не поручусь, что она на месте. Гарнизон и кастелян с королевским указом прибыли в замок через день после смерти леди. Беркли – человек честный, но ему не под силу уследить за всем сразу же с первого дня. Могли и украсть.
Я крепче прижала леди Изольду.
– Кто хоронил маму?
– Беркли распоряжался. Я добрался сюда через две недели после него, были дела в столице.
Ну да, с ненаглядной, поди, расстаться не мог. Интересно, хороша ли? Молодую королеву я не видела ни разу. Ее отца – совсем девчонкой, тогда он мне казался воплощением рыцарства, словно сошедшим с фрески. Высокий, золотоволосый, гордая посадка головы и чуть отстраненная улыбка, словно мыслями он не здесь, а где-то в горних далях. Да, буду думать о короле. Его тоже нет среди живых, но при воспоминании о нем горло не перехватывает спазм.
– Беркли заверил меня, что все было сделано, как подобает, – продолжал Ричард. – Леди Клэр покоится в фамильном склепе, вместе с мужем. Люди твоего отца после его гибели привезли тело домой. Мои соболезнования.
Соболезнуешь ты, как же. Я прокусила губу. Не плакать. Я не буду плакать при нем.
– А Эдвард и Мартин?
– В братской могиле у стен столицы.
Глупо было надеяться. Глупо. И все же…
– Ты видел тела?
– Видел. Сам и опознал.
– Может, сам и помог упокоиться? – голос сорвался.
– Нет. Я даже не встречал их в тот день. – Ричард по-прежнему не отводил взгляда. – Тогда погибло много хороших людей.
И очень удачно для тебя. Некому стало мстить. И наши земли упали тебе в руки переспелым яблоком.
– Я тебе не верю.
– Клянусь посмертием моих родителей, я не имею отношения к гибели твоих братьев.
Выходит, и он теперь сирота… Хотя если отец открыл измену, вряд ли с предателями стали церемониться. Ричарда ведь тоже едва не казнили… Странно, что весть о казни старших Мортейнов не дошла до Бенрида. Предатели не заслуживают жалости, но мне все рано было жаль их.
– Значит, и твои тоже… Сочувствую.
– Я не хочу об этом говорить, – холодно отрезал Ричард.
И правда, далось ему мое сочувствие.
– Извини, – так же сухо ответила я. – Как прикажешь.
На его лице заиграли желваки, но голос остался спокойным.
– Возвращаясь к повседневным заботам. По поводу кольчуги – спросишь у оружейника. Может, она и на месте. Пока ты не в патруле или нас не сдернули куда-нибудь, где видели чумных, занимайся чем хочешь. Можно выходить из замка, только скажи кому-нибудь из хранителей, куда и как надолго. Хотя должен предупредить, что побездельничать удается нечасто. Нас слишком мало.
