– Вот что, девка! – гаркнул старейшина, хлопнув ладонью по столу. – Ты напраслину-то мне здесь не наводи! Я Гамретушку с детства знаю! Бумага у тебя имеется, что она у тебя деньги взяла?!
Дело стремительно набирало нехороший оборот. Даша замерла, опешив, с какой лютой ненавистью на неё сверкал глазами старик и разве что слюнями не брызгал. Ей тут же вспомнилось, что Дьюк со свекровью Дарину на улице обкрутили, сразу после того, как они счёт в банке обнулить её вынудили. И иных доказательств, кроме слов, у Даши не имелось.
Ко всему прочему ей стало ясно как божий день, что староста заведомо на стороне свекрови. «Гамретушки», как он выразился.
– Вот то-то же, – удовлетворённо хмыкнул староста, увидев, что Даша захлопнула рот и поджала губы. – А по поводу твоего дворянчика… в твоих же интересах, чтобы народ не прознал, что твой убогий по рождению аристократ. У нас тут их не любят. Если сейчас его только мальчишки колотят, то после может статься, что найдёшь его однажды придушенным в канаве… Понимаешь, о чём я?
Кровь отхлынула от лица Даши, когда она услышала неприкрытую угрозу в голосе старосты. Алый муар застил сознание: да как он смеет угрожать Мите, пень трухлявый?! Она приподнялась, обводя гневным взглядом скривившегося старика и ядовито хмыкавшую свекровь, на удивление больше не помирающую.
Староста тоже привстал, потянулся и злобно прошипел Даше в ухо:
– Собирала бы ты своего барчонка да валила бы из моей деревни куда подальше: не будет вам здесь места, покуда я жив!
Девушке было непонятно, откуда в нём такая ненависть к ней и Мите, но отчего-то осознала сразу: старик не шутит. Она только набрала в грудь воздуха, чтобы послать и его, и свекровушку в дальние дали, как под окном кто-то пробухал тяжёлым шагом. Затем жалобно заскрипело крыльцо, дверь отворилась, и внутрь ввалился… Дьюк.
– Это что это за столпотворение в моём доме?! – с порога рявкнул он и обвёл всех тяжёлым взглядом, словно каждого кувалдой припечатав. – Я проезжал мимо, решил заехать, отдохнуть, а вы тут голосите так, что вас за околицей слышно!
Ощутив, как от ужаса отнялись ноги, Даша осела на стул, не в силах вымолвить ни слова. Если бы она в этот миг посмотрела, то легко бы заметила по серым лицам старосты и свекрови, что знатно перетрухнула не только она.
– Ты что это, старый пёс, клинья к моей жене подбивать вздумал?! – надвигался на них Дьюк, сверкая чёрными глазищами, в которых Даше почудились красные всполохи. – Я за порог, а ты припёрся, паскуда шелудивая?! Бабы дохлую курицу поделить не могут, а ты и рад?! Примчался, как на пожар, и давай мою молодуху запугивать?! Не смей мне перечить! Я всё слышал!
Старейшина поперхнулся воздухом и закашлялся, но тут в себя пришла свекровь и заныла:
– Сыночек! Как хорошо, что ты вернулся! Она ведь меня жестоко избила вчера!.. По голове!.. Ох, чувствую… там что-то сдвинулось…
Когда сошла первая волна страха, что тело Дарины до животного ужаса вбил этот скот, Даша уловила некоторые нестыковки, которые, чем дольше она разглядывала Дьюка, тем становились заметнее. И через пару секунд она была готова с уверенностью сказать: человек, сейчас находящийся в доме, — не её муж! Не Дьюк!
– Вчера так избила, что сегодня ты уже и до старосты добралась, и сюда вместе с ним прискакала? – злобно ухмыльнулся «Дьюк». – А может, это не она? Может, это ты сама с лавки упала? Сдвинулось что-то, говоришь? Может, потому и путаешь?
