Даша, как зачарованная, смотрела на мужчину, сопоставляя в уме: у Дьюка глаза блекло-серые, а у этого — тёмно-карие, почти чёрные; у Дьюка волосы что выжженная солнцем солома, а у этого — цвета тёмного шоколада… И с каждой секундой девушка чувствовала, как спадает с глаз морок и замирает сладко сердце в груди от узнавания: да это же Горд, как есть Горд!
– Сыночек… ты что такое говоришь?.. Эта зараза меня ударила, а ты… – промямлила старуха, и Даша удивилась: она же мать, как может не замечать, что это не её сын? А где пресловутое «материнское сердце не обманешь, оно всё чувствует»?
– Сперва «жестоко избила», теперь просто «ударила»… – ехидно хмыкнул Горд. – Точно что-то сдвинулось. Давай я тебе с другой стороны отвешу, чтобы на место встало? Ты тогда сразу вспомнишь, как было и что было…
Женщина изменилась в лице и шарахнулась в сторону. Горд-«Дьюк» на это скривился и направился к Даше. Она поднялась, и он тут же сомкнул её в объятия, целуя и очень знакомо шумно дыша – втягивая воздух.
Сердце тут же пустилось вскачь, а ноги предательски ослабли, отказываясь держать задрожавшую от сладостной истомы Дарью: да что же это такое?! Почему она так бурно на него реагирует?!
Староста и свекровь в гробовом молчании уставились ошарашенно, и Горд на них гневно зыркнул:
– Вы ещё здесь?! Не видите, я по жене соскучился? – повернулся и, лукаво сверкнув искорками в чёрных глазах, нежно улыбнулся девушке, нежно погладив её по щеке. – Милая, я пойду гостей провожу и сразу вернусь. А ты пока собери что-нибудь на стол.
Старики нехотя поплелись к выходу. На пороге свекровь обернулась и с ненавистью прошипела застывшей на месте Даше:
– Опоила чем-то моего сына, змея подколодная?! Тебе это так просто с рук не сойдёт!
– Хватит. Идём, поговорим во дворе, – глухо буркнул Горд, подхватил её под локоть и почти силком вывел на улицу.
Честное слово, Даша совсем-совсем не собиралась подслушивать, а тем более подсматривать! Это получилось как-то само.
Стоило только голосам зазвучать у калитки, как она приникла к окну. Староста, не желая дальше участвовать в семейных разборках, сразу ушёл. Свекровь оказалась настойчивее и, судя по тому, как она схватилась за руку Горда и заискивающе заглядывала ему в глаза, пыталась образумить внезапно вставшего на сторону невестки сына. Визгливым голосом увещевала его, что это всё морок, наведённый ведьмой, и её, Дашу, следует хорошенько проучить, чтобы установить прежний порядок.
Девушка залюбовалась терпением домового: Горд глухо огрызался, пока, наконец, не выдержал и рявкнул на старуху:
– Пока меня нет, чтобы ноги твоей тут не было! Я не собираюсь разбирать ваши бабские склоки! И только попробуй мне на неё ещё раз пожаловаться!
После этого свекровь картинно разрыдалась и с видом глубоко оскорблённой невинности выскочила со двора. Калитка всё это время была настежь открыта, и сие занимательное шоу наблюдали все кому не лень.
Горд закрыл её, не забыв задвинуть засов, и направился к дому, а Даша заметалась, опять ощутив сердцебиение и дрожь. Отчего-то ей не хотелось предстать перед ним в таком виде: с горящими глазами, пылающими щеками и едва не заикающейся с нервов.
А как ей чувствовать себя иначе? Ведь Горд, положа руку на сердце, её сегодня спас! Неизвестно, до чего бы дошла их перепалка со стариком, но даже намёки на то, что с Митей может случиться беда, Даша не намеревалась спускать. Перед тем, как Горд появился, она была готова вцепиться в горло мерзкому старику и выцарапать глаза свекрухе, защищая мальчика. Потому что, да! Он её сын! И она никому не позволит обижать Митю!
