Мгновенно вскочив, я понял, что рассвет уже близок.
-- Основатели! Чуть не проспал, -- в сердцах сказал я, и с благодарностью поднес к губам свой меч.
Ведь всем эльфам известно, что портал лучше всего открывать на рассвете.
Особенно для такого специалиста в этом деле, как я.
Нет, как всякий высокородный, я примерно представлял сам процесс. И фолиант помог, конечно.
Но, сказать по чести, это был мой самый первый раз.
Я быстро переоделся в странного вида одежды, которые тем же фолиантом были рекомендованы для путешествия в не магический мир. Непристойные, право слово. Обтягивающие, из плотной суровой ткани синего цвета штаны и нечто, весьма отдаленно напоминающее камзол, только без пуговиц и натягивающееся через голову. В приятных зеленых тонах. Ну, сапоги я менять не стал. Не стал, и все. Я без них как без меча.
Поцеловал, как возлюбленную, с последней из которых я расстался не далее, чем месяц назад, свой драгоценный меч.
Глубоко вздохнул, набрав побольше воздуха, и зажмурил глаза.
И только тогда пробормотал уже навязшее в зубах заклятье, которое зубрил полночи.
Пробормотал, и уже ни о чем не думая, сделал шаг вперед.
В глазах потемнело. Голова закружилась. Меня перемалывало как в мясорубке.
Как же я ненавижу порталы!
Зоя и прошлое
– Зоя, чего это ты застыла? – поторопила меня старшая медсестра. – Ах, девочка моя. Да ты ж чуть не спишь с открытыми глазами. Вон, красные какие.
А я и сама чувствовала, что того и гляди засну. Правда, до сих пор спать на ходу, а тем более стоя, мне не приходилось.
– Нет, Антонинванна, – я зевнула во весь рот, – Но пасаран! Не засну. Вот сейчас кофейку с запеканкой, и домой.
Я села на неудобный стул в процедурной, который все время собиралась выкинуть. Понятное дело, собственность больницы. Но сколько можно терпеть неудобство на рабочем месте?
Села, привалилась к прямой как шлагбаум спинке, и, представьте, стала отключаться.
Веки мгновенно потяжелели, глаза закрылись, и даже запах бразильского растворимого, который мог мертвого поднять, не помог.
Я только мотнула головой, и почувствовала, как она, бедная моя, упала на грудь. Но разве старшая даст пропасть своей любимой подчиненной?
Я дернулась, закашлялась и открыла глаза. Обеспокоенная Антонина Ивановна с удовлетворением кивнула, и убрала подальше пузырек с нашатырем.
Привела, что называется, в чувство. Терпеть не могу нашатырь. Впрочем, его запах мало кому нравится.
– Зоя, да что с тобой такое? Я даже и не помню, чтобы тебя так срубило. Тем более на этом стуле, который ты терпеть не можешь, – удивленно сказала старшая и задумчиво так на меня посмотрела.
А потом совершенно неожиданно спросила:
– А ты заметила, какие у него глаза-то? Чистый изумруд. Вот прямо как у тебя. И уши. Уши такие, странные...
Я, только-только откашлявшись от того нашатыря, очередной раз помотала головой. И волосы мои, до того как-то державшиеся под колпаком, с радостью выбрались на свободу.
Волосы у меня шикарные. Вот еще один мой плюс . Прямые, густоты необыкновенной и редкого платинового тона. Только вот цвет этот мне никогда не нравился, да и дразнили меня с детсада еще девочкой Элли. Терпеть я не могла это прозвище.
Нашли Элли. Между нами не было ровно ничего общего. Разве что один цвет волос с героиней известной книжки. Хорошо еще Страшилой не называли. А могли. Дети ведь довольно жестокие существа, да. Я же отличалась от остальных деток и ростом, и сложением.
