– Ты влипла в неприятности и считаешь, что я могу помочь, – сказала она и кивнула в сторону кресел «честерфилд» перед остывшим камином. – Присаживайся. Я раздобуду нам чаю.
Катриона не стала звонить в колокольчик и пошла на кухню сама, а Хэтти уселась в скрипучее кожаное кресло и оправила юбки. Впервые за неделю ее пульс замедлился до нормального ритма. В кабинете профессора Кэмпбелла стояла полная тишина, ненарушаемая даже тиканьем часов; низкий потолок и толстые старые стены надежно защищали от внешних звуков. В воздухе витали запахи исписанной чернилами бумаги и лавандового мыла Катрионы. Витражные окна выходили в огороженный стенами сад, солнечные лучи лежали на потертых половицах красными и синими пятнами. В этой комнате царил вечный штиль, обещавший гостям надежную защиту от любой непогоды. Вряд ли подобное жилище приличествовало шотландскому графу и его наследнице, зато их ученым умам соответствовало вполне: так и видишь отца с дочерью в креслах у камина, в котором потрескивает огонь, оба погружены в чтение и время от времени поправляют очки или поднимают взгляд, чтобы сказать что-нибудь умное. Похоже, Катриона для профессора Кэмпбелла была тем же, что и Флосси для Джулиана Гринфилда – ярой сторонницей интересов своего отца с самой колыбели. Нынешние проблемы Хэтти она сочтет в лучшем случае несерьезными. К возвращению Катрионы, осторожно несущей маленький поднос, девушка набралась решимости.
– Ты права! – выпалила она, дождавшись, пока подруга нальет чаю и сядет. – Я влипла, и мне нужна твоя помощь. На матинэ придет Блэкстоун, а я не могу встретиться с ним одна и притвориться больной тоже не могу, потому что мама запретила!
– Блэкстоун? – Катриона отставила чашку, заинтересовавшись. – Тот коммерсант, который одолжил лорду Баллентайну деньги на покупку «Лондонского печатного двора»?
– Он самый.
– Почему ты не хочешь с ним встречаться одна?
Хэтти опустила взгляд на сцепленные на коленях руки.
– Мы с ним поцеловались.
Катриона ахнула.
– Давай поподробнее!
И Хэтти рассказала про побег от мистера Грейвса, про надежду увидеть «Офелию», про поцелуй. И про потрясение, которое испытала, узнав, что Блэкстоун придет на матинэ.
Катриона молчала бесконечно долгую минуту.
– Ну и ну, – наконец сказала она, – ситуация и правда критическая.
К счастью, у Катрионы имелась редкая способность изучать любую, даже самую критическую ситуацию, отринув лишние чувства, словно некий археологический артефакт. Хэтти следовало поговорить с ней гораздо раньше.
– А где была тетушка во время твоей, так сказать, экскурсии? – осведомилась Катриона.
Хэтти отвела взгляд.
– У нее создалось впечатление, что я рисую в своей студии под надзором мистера Грейвса, и она отправилась пить чай и играть в бридж. После тетя обычно любит вздремнуть. Я не собиралась уходить надолго!
На лице Катрионы отразилось одновременно неодобрение и разочарование.
– Когда-нибудь ты угодишь в жуткие неприятности.
– Да, причем уже завтра! – Хэтти бросила на нее умоляющий взгляд. – Пообещай, что придешь! В присутствии близкой подруги я не буду так нервничать.
– Вряд ли мистер Блэкстоун накинется на тебя прямо в гостиной твоих родителей, – заметила Катриона. – Особенно учитывая, что первый раз вышел по недоразумению.
При мысли о том, что Блэкстоун может снова на нее накинуться, Хэтти обдало жаром. Увы, она вспоминала о его поцелуе слишком часто.
