Мой муж - страница 25

– А я-то причём? – действительно не поняла, каким боком я к этой земле, – Хотите сажайте, – пожала плечами, и отодвинув пустую тарелку, полезла в коробочку за чудным цветным пирожным.

– Так Толя из-за тебя не дозволяет ничего сажать, мол тебе ни к чему эти грядки, а ты к нему подхода больше имеешь, вот и поговори с ним. По-женски лаской возьми, что ли, – с заискивающим взглядом уговаривала меня так, словно не о редиске и грядках просила, а отписать ей дом в наследство.

– А вы давно здесь живёте? – а то я, как Исаева зовут только вчера узнала, а он грядки явно не первый год в опале держит, удивительно было бы, если из-за меня.

– Так лет сто уже, ещё прадед мой здесь жил, родился даже, от дома правда ничего не осталось, горел два раза, я тогда ещё маленькая была. Последний уже до конца, одна печка уцелела тогда. Это всё уже Толя отстраивал, а так избушка на курьих ножках была, – призналась Анна Захаровна.

– Так грядки же были? Куда всё делось?

– Были! И теплицы две было и три парника, грядки большие, всё было. Это когда я несколько лет назад спину сорвала, а до того ногу подвернула, не могла в огороде работать и Толя так ругался, что всё снёс подчистую!

– Я попробую, но ничего не обещаю, – не хотела Анне Захаровне давать надежду, даже если сейчас Исаева уговорю, то потом, когда сбегу, он снова всё снесёт со злости.

– Ага, ну как? Вкусные пирожные? – с улыбкой поинтересовалась Анна Захаровна, меняя тему разговора.

– Очень! Но я тоже не знаю, как называются, – откуда мне знать?

Эти чудные пирожные у нас в местных магазинах посёлка не продавались, а в редкие вылазки в город за мои восемнадцать лет я таких не встречала.

– Ну Толя проснётся, спросим у него.

– Спасибо за завтрак, вкусно всё, – хотела убрать посуду со стола, но Анна Захаровна остановила.

– Я сама приберу, ступай милая, платье ищи, – с довольной улыбкой отправила меня обратно в комнату Исаева.

– Да, пойду, – не стала спорить, но с ужасом поплелась в комнату к женишку.

На цыпочках прокралась к двери, что мне тут же казалось бессмысленным. Чего ходить на цыпочках, когда моё сердце колотилось так громко, что уши закладывало. Мне было страшно, но при этом я сама не могла объяснить отчего.

Нежелание разбудить Исаева было понятно, но почему так страшно от мысли что он проснётся нет. Не сожрёт же он меня в конце-то концов?! Храбрилась минут пять, а то и дольше, прежде чем потянула на себя массивную деревянную дверь. Выдохнула, мысленно себя убеждая, что Исаеву после гулянки хоть из пушки стреляй.

Медведь словно и не ворочался, спал на том же месте, где спал, когда я сбежала.

Беглый осмотр комнаты оставил меня ни с чем совершенно. Платья моего не было ни под кроватью, ни на ней, комод, кресло-качалка, полки с книгами и тумбы тоже не подарили мне радостной находки. Оставался только шкаф в углу комнаты, такой же массивный как всё вокруг. Ну да! Исаев же такой чистюля, педант, и я должна была сразу догадаться, что он всё убрал в шкаф.

Не подведи здоровяк, задержав дыхание начала открывать дверцу шкафа и тут же остановилась, замерев и зажмурившись. Скрип который издал этот платяной гроб, свёл мои зубы, а сердце забилось ещё быстрей и громче.

– Времени петли смазать не нашлось, – пробухтел со стороны кровати Исаев.

Падлючий шкаф своей скрипучей дверцей разбудил-таки этого Медведя.

– Я платье своё ищу, – тут же сказала в своё оправдание, а то со стороны выглядела, наверное, воровкой или любопытной сорокой.