Лица похитителей сосредоточены и бесстрастны. Они выполняют важное задание. Судя по их здоровью и молодости, это те самые парни из герцогской гвардии. Такие не думают – действуют.
Догадавшись о моих намерениях, один из них стаскивает с меня пояс и убирает на корму. Потом, осенённый внезапной мыслью, лезет мне под рубаху и вытаскивает второй пояс, тот, что с монетами. Тот, что держит меня, зажимая рот, прикрывает моё лицо плащом, чтоб не могла взглянуть на них. Похоже, люди становятся хитрее, а мы по-прежнему их недооцениваем.
Как же это произошло, когда началось? Столько тысяч лет два мира сосуществовали, не враждуя. Началось ли это с обвинения нашей сестры Алисы епископом Оссорийским[1]? Или раньше, когда миссионеры только приступили к борьбе за умы наших людей? Как мы не заметили зарождающее зло? Как тот, кто ещё вчера шёл за советом и помощью, может яростно проклинать нас, не помня добра?
Времена меняются, люди потеряли прежнюю почтительность, но и ведьмы тоже становятся сильнее. И тоже злее… Только попробуйте причинить мне увечье или ещё какое-либо зло – это будет последнее, что вы совершите в своих убогих жизнях. Каждый получит по заслугам!
Стиснув зубы, я жду малейшего шанса высвободиться…
Плащ слетел с моего лица, когда лодка ткнулась носом в каменный причал. Здесь озеро сужалось в небольшой залив, на берегу которого высился замок, не такой большой, как Шильонский, но тоже старый. Пока петля захлёстывалась на причале, меня вытащили и поволокли вверх по ступеням. Так и есть – цитадель угасающего рода Эрхангеров.
Мрачные стены, заросшие по щелям бурым мхом, обитые железом двери.
Меня втолкнули в помещение без окон, слабо освещённое коптящим факелом. Низкие своды потолка почти касались головы. По-прежнему стискивая моё лицо ладонью, похититель заставил приблизиться к длинному столу, где лежало тело.
Обмытое, как перед погребением, красивое, молодое, но без признаков жизни. Нетленные мощи, что и мощами-то назвать было нельзя. Должно быть, Леонард не ожил после того, как тело вывезли из замка. Тогда понятно, почему я здесь.
Послышались шаги, в боковую дверь вошёл Эрхангер-старший, тот, что говорил со мной на причале в Кларане. Он был мрачен и настроен решительно. Лучник у дверей положил стрелу на тетиву, прицелившись мне в грудь. Надо же, какие меры предосторожности! Они и вправду меня боятся!
Эрхангер вгляделся, узнавая, одобрительно кивнул похитителям. Прислонив к моему горлу кинжал, дал знак, чтоб с моего лица наконец-то убрали перчатку. Я глубоко вдохнула, чувствуя прикосновение холодного лезвия к коже.
- Стоит тебе попытаться сделать что-либо поперёк моей воли – и будешь мертва.
- Ясно.
- Брат не очнулся после твоего зелья.
- Вижу.
- Ты сделала это нарочно?
- Нет.
- Подговаривал ли тебя кто-то сделать против меня и брата что-либо? – глаза, потемневшие из-за расширенных, как у хищника, зрачков, внимательно смотрели на меня. Верно, он не понял предыдущего ответа.
- Нет. Вы заказали – я сделала, что умею, - я смотрела ему в глаза, мысленно приказывая выпустить меня из темницы, но на его лице ни один мускул не дрогнул.
- Почему он не просыпается?
- Не знаю, такое впервые.
- Ты должна его оживить. Вещи тебе вернут.
- Но у меня может не оказаться нужных снадобий…
- Скажешь, что и где взять – мои люди принесут.
- Я попробую, но не могу обещать наверняка.
- Ты его оживишь, и чем скорее, тем лучше, - он точно не слышал меня. Его вопросы не ждали ответов, так он доводил до меня свою волю. Человек, привыкший, что ему всегда беспрекословно подчиняются. Должно быть, он никогда не слышал «нет» в ответ на свои приказы. Люди, от рождения имеющие превосходство над другими, уверены, что заслужили его, а потому не сомневаются, как обращаться с прочими, кому не так повезло.
