Я как-то уже писала про то, что моя бабушка лечила людей травами и заклинаниями, она знала их море, на самых разных языках, от казахского до украинского. Так и делала: заговаривала человеку болезнь, сначала на одном языке, потом на другом, искала до тех пор, пока с болезнью договориться не получалось.
Сначала по-казахски (все-таки в Казахстане живем), потом по-русски (а кто у нас соседи?), по-украински, по-уйгурски, по-дунгански, даже по-китайски знала (а кто его поймет, откуда болячка прилетела, с какого края).
Говорила, говорила, говорила.
И знаете, да, помогало почему-то.
А однажды привели к ней мальчика, у него такое случилось: какая-то большая собака напугала, он вдруг перестал говорить, от ужаса. Бабушка с его болезнью, с ним, давай круги наматывать, неделю говорила, с перерывами, приводили к ней, уводили.
Смешно сказать, этот мальчик теперь переводчик с арабского, персидского и урду, мой друг. Наслушался звучания разных языков, в голове осталось, стал развивать.
У моего дяди – циркового артиста, джигита, мастера трюков на лошадях – было море словарей, бабушкой даренных. Все на случай, а вдруг – болячка, а он на гастролях. И немецкие, и английские, и монгольские, и все 15 словарей по 15 республикам СССР.
У меня тоже дома такие валяются. Иной раз, когда что-то заболит, достаю из-под кровати и давай шпрехать: «Гутен морген, вас ист дас?»
И ничего, отпускает. Всегда можно договориться… Главное – очень захотеть.
Когда я была маленькой, то на вопрос: «Кем ты станешь, когда вырастешь?» – отвечала: «Утешителем диких животных».
– Это как же? – спрашивали меня.
– Очень просто, привозят диких животных в зоопарк, они там тоскуют по своим норам, саваннам и джунглям. Тоскует жираф, печалится страус. А я возьму стремянку и буду гладить жирафа и страуса по головам, чтобы не грустили.
– Ну, вот ты выросла, и кем ты стала?
– Я переводчица. В основном перевожу инструкции к применению – холодильник, утюг, чайник и прочее. Скучно, конечно. А где-то плачут не утешенные мной животные.
Почувствуй себя любимой женщиной
На нашей улице была мясная лавка Левана и брата его Ираклия. Леван – такой бородатый мужчина с усами, серебряные кудри. Он мясник. Стоит, курит, руки в крови, фартук в крови, в глазах – грусть.
К нему в лавку входит какая-то измученная женщина, в руках сумки, на спине рюкзак, вся загруженная, вся авоськами увешанная.
Леван:
– Девочка, красавица, купи мяса.
Женщина:
– Ой! Дорого!
Леван:
– Девочка, хорошая, уступлю… Даром отдам почти.
Женщина с ужасом:
– Ой, а оно, наверное, несвежее…
Леван (ласково):
– Возьми мяса, родная моя, придешь домой, вот эти вот мешки забудешь, наденешь красивое платье, губы накрасишь, духи-шмухи набрызгаешь, пожаришь себе с луком эту волшебную свинину, вина нальешь, фрукты поставишь, музыку включишь… И сиди, кушай, ПОЧУВСТВУЙ СЕБЯ ЛЮБИМОЙ ЖЕНЩИНОЙ!
Женщина прослезилась:
– У меня не хватит…
Леван молча заворачивает самый лучший кусок мяса в кулек и отдает ей:
– Давай сколько есть. Тебе скидка. И еще: мяса пожаришь, позови к себе в гости кого-то. Просто так.
У Левана всегда в лавке было полно женщин. Уходили счастливые.
Жалко, теперь той лавки нет.
Как хорошо, что вы меня не понимаете
Однажды к нам в школу привели пожилого человека, ветерана войны. Он долго рассказывал нам о войне, об истребителях, о взрывах, о минах и прочее.
Мы, первоклашки, слушали его и не понимали: «О чем ты, старик?»
