Здесь толпились всех жители села, кроме детей и совсем древних стариков. Как их, оказывается, мало — не больше сотни. По углам площади мужчины, которые не прячут оружие, а на ступенях постамента сидит их главный. Он расслаблен максимально, и кажется, никуда не спешит. Грызёт травинку, лениво на всех поглядывает.
— Дорогие сельчане, — начал он улыбнувшись. — Господь свидетель, я старался быть хорошим и меня хватило надолго. Но быть хорошим это так утомительно и неблагодарно. Время уходит.
Он замолчал и молчали мы все. Я оглядела нашу небольшую толпу — в основном женщины и пожилые люди. Никто из них не мог оказать сопротивления. Да и куда против оружия то… Одна надежда была, что этот произвол прекратят сверху, но про нас просто забыли все. Да и полицейская машина все время тут дежурит, капитан этот… В то, что все закончится хорошо, мне верилось все меньше.
— Кто-то из вас прячет нужного мне человека. Точно прячет, никаких сомнений, — он оглядел всех нас поочерёдно и не спеша, и никто не смел прервать эту паузу. — Может он уже умер. Но понимаете, даже его труп ценнее всей вашей деревни. Он мне нужен, живым ли, мёртвым ли. Я по прежнему предлагаю деньги, много денег тому, кто приведёт меня к нему. Предложение действует до завтрашнего утра. А утром я стану злым. Если ничего не изменится, я убью пять человек. Сначала тех, кого не жалко, стариков и алкашей. А потом… каждые пять часов буду убивать до тех пор, пока не получу то, что мне необходимо.
Толпа стояла и молчала. Люди смотрели друг на друга, гадая, кто может быть этим самым, из-за которого вскоре будут убивать. У меня мелко тряслись колени. Он не посмеет, думала я. А потом смотрела в спокойные серые глаза и понимала — посмеет. А я не могу взять на себя ответственность за жизни других людей. Но и отдать раненого на растерзание тоже не могу…
Почти все уже разошлись тихо переговариясь, пытаясь осознать услышанное, а я все стояла. Потом просто заставила себя идти, делая шаг за шагом и шаркая резиновыми шлепками по пыльной дороге. Мне казалось, он смотрит мне в спину, этот их главный. Смотрит и думает.
За воротами скулил Тотошка — ему было обидно, что я гуляю без него. Вошла, закрутился вокруг меня, бешено виляя хвостом. Я его поймала, взяла на руки, села на крыльцо, прижала к груди, а он тыкнулся холодным носом в мою шею. Так и сидела, я все ждала, когда за мной придут, а они не приходили. Если бы нужно было самой умереть за всех этих незнакомых людей, решение было бы принять проще. А ответственность за чужую жизнь просто давит, не давая вдохнуть.
Пару раз мимо моего дома проехала машина, но ко мне так и не пришёл никто. Я выпустила Тотошку и пошла в дом. Мужчина без в беспамятстве, но мне необходимо было поговорить, поэтому я приготовила нашатырь. Убрала ковёр, спустилась вниз. В этот раз я не боялась, если бы пришли сейчас, только испытала бы облегчение, что все закончилось.
Даже с помощью едкого нашатыря мужчина пришёл в себя нехотя. Взгляд его был мутным.
— Вера? — узнал он. Я кивнула и улыбнулась. — Что-то случилось?
— Да, — снова кивнула я. — Он сказал, что завтра начнёт убивать людей и я склонна ему верить. Я не хочу, чтобы по моей вине умирали. Я не для того мечтала врачом стать.
— И?
— Собирайте свои силы в кулак. Вы должны что-то придумать. Сегодня, сейчас.
Я поднялась наверх, сил на то, чтобы вернуть ковёр на место, не осталось. Я села на пол, снова обняла Тотошку и расплакалась. На плите лениво булькала курица, мясо разварилось до волокон.
