– В чём? В том, что мы будем трахаться? Извини за грубое слово!
– Трахаются шлюхи за деньги. Предпочитаю другой эпитет – заниматься сексом! Секс в наше время ещё никто не отменял, или это претит твоим моральным устоям?
– Да, противоречит! Ты будешь прыгать из кровати в кровать, а я… что буду иметь я? Головную боль и никому не нужную привязку?
– Привязку?
– Да, привязку, потому, что я уже начинаю привязываться к тебе, Гришка! Пойми, мне не нужна лишняя головная боль!
– Волков бояться – в лес не ходить. Можно подумать никогда в жизни с женатым мужиком не спала.
– Нет, не спала! У меня был муж, чтобы ты знал. Гриша, давай оставим всё как есть?
– А как есть? Ну, давай тогда знаешь что? Проваливай ты к своему Крапивину, вот что! Я не намерен сдерживать себя ещё и в этом!
– Пристегни своего зверя на поводок! Это мой тебе дружеский совет! – воскликнула Юстина, которую к тому времени стала колотить крупная дрожь. – Ясно? Баб полно в твоём арсенале, готовых ублажить тебе в койке по всем статьям! Хочешь выставить меня за дверь? Давай! А лучше сразу следственную группу вызови, или оплати такси до полицейского участка! И да, вот что: спасибо за модернизацию моего внешнего вида! В камере подследственного изолятора я буду пользоваться у сокамерниц грандиозным успехом! Ну же, давай, вышвырни меня! Сделай этого, чёртов придурок!
– Дура! – Григорий залепил Юстине звонкую пощёчину. Та мгновенно замолкла, схватившись за покрасневшую щёку.
– Истеричка. Да, я изменяю своей жене, изменял, и буду изменять, но к тебе у меня не только плотское влечение! Всё, хватит злить меня! Я пришёл к тебе с переговоров, повторяю, К ТЕБЕ, а не к кому-то другому!
Григорий обнял Юю, и нежно поцеловал в полураскрытые губы. Юстина, мучительно застонав, обхватила руками его за шею, страстно отвечая на его поцелуй. Изголодавшаяся по мужской ласке девушка буквально растворилась в поцелуе, отдаваясь порочному чувству целиком, без остатка: она понимала, на какие муки обрекает себя, но противостоять натиску Григория у неё не было ни сил, ни желания.
– Гришка, Гришка!
– Для кого Гришка, а для кого и Романов Григорий Александрович! Цени это! – чуть высокомерная ухмылка тронула его губы. – Ну-ка повтори это ещё раз, детка!
– Что повторить? – прошептала Юстина, нетерпеливо расстёгивая пуговицы на ослепительно-белой рубашке Григория. – Что?
– Гришка… – Григорий дёрнул за пояс прозрачного пеньюара Юстины. – Меня так только в детстве друзья называли, и некоторые кореша с зоны, хотя, там больше «погоняло» в заводе как ты понимаешь!
– А у тебя какое было? – Юстина наконец-то справилась с его рубашкой и поцеловала в заросшую чёрными волосами грудь. – Погоняло?
– Банально – «Ром», – ответил Григорий, кусая Юстину за сосок.
– Ром? Это от фамилии производное?
– Нет, от ямайского рома!
– За крепость характера надо понимать?!
– Понимай, как знаешь, – Григорий отбросил пеньюар, нависая над Юю, чьи щёки полыхали алым пламенем, а глаза отражали сложную гамму чувств. Разум подсказывал ей без промедления оттолкнуть, противостоять его натиску, но сердце, истомившееся по настоящим чувствам, лишь коварно молчало, распаляя этим молчанием жгучую заинтересованность в этом холёном, привыкшим доминировать, самце.
Волна неведанного доныне возбуждения накрыла Юстину с головой. Соски предательски реагировали на прикосновения его зубов, сердце выстукивало учащённую барабанную дробь, а дыхание, сбивчивое и прерывистое, то и дело с придыханием вырывалось из груди, победным маршем отзываясь в душе господина Романова.
