Она и так уже накрутила себя, в ее глазах моих грехов, наверняка, на три жизни хватит.
К городу добираюсь быстро, выключаю музыку, от которой уже в висках трещит, и в зеркало киваю Сане.
– В центр куда?
– Напротив торгового центра дом, - лениво отвечает он. – А ты обратно рванешь? – в его голосе скользит едва различимая зависть. – Сам не знаю, чего так расслабился. Перенервничал что ли. Отец Эммы мне теперь не забудет. Суровый мужик. Воспитывать начнет. Мол, дочери серьезный чувак нужен, без всяких там.
Вполуха слушаю, как Саня посыпает голову пеплом. Меня его проблема мало волнует, со своей бы разобраться.
А тихо не получится, вдруг, только подойду – и Эля скандал поднимет, а, может, она уже родителям рассказала?
Вряд ли.
Зачем ей это.
Или могла?
– Сам дойдешь? – торможу возле серой девятиэтажки напротив торгового центра.
– Не маленький, - бурчит Саня. С кряхтением выползает на асфальт. – Ну ты там это...смотри, - он ведёт головой из стороны в сторону. – За меня скажи, что я извиняюсь.
– Ага.
За меня бы кто извинился.
Выруливаю на проспект, тут неподалеку набережная.
Не получилось.
А ведь сейчас могли вдвоем с паучком туда ехать. Тепло, но с улиц ушло пекло, вечер, погода прелесть.
Вздыхаю, качу обратно, конечно, вляпываюсь в пробку.
И как объясняться – ничего путного не идёт на ум.
Медленно продвигаюсь по городу, набираю Хоме.
– Ты на свадьбе? – спрашиваю и сам слышу музыку. – Как там дела?
– А как должны быть? – друг весело гаркает в трубку. – А ты где?
– Эля там?
– Эля, Эля, - повторяет Хома. – Не видел.
Жую щеку.
Не могла же она уехать? Я к ней, а она от меня.
– Поищи, - прошу.
– Белый, чё за фигня? – он возмущается. – Я тут занят немного, - он понижает голос, и я понимаю – познакомился с кем-то. Друг откашливается. – Срочное что-то?
– Нет, забей, - поворачиваю на светофоре и понемногу набираю скорость. – Отдыхай.
Ничего. Все нормально. Я уверен, что мы не просто так встретились месяц назад. И от чувств своих не откажусь.
Прорвёмся.
Чем ближе к дому подъезжаю – тем сильнее нервничаю. В мыслях репетирую, что сказать – получается, что правду.
Тогда, в клубе я ничего не знал. А потом утром, увидев фотку Давида на звонке – растерялся.
Номер ее посеял.
Замотался на соревнованиях.
Можно меня простить, не сильно виноват?
Вползаю в ворота.
Народу во дворе вдвое меньше, половина разбрелась по дому, похоже. В отдалении кто-то орет в микрофон – конкурсы, стало быть.
Здесь все так же – смех, крики, только гости заметно веселее, и жара не такая агрессивная.
Пока светло, небо голубое, солнце отражается в стеклах.
Выхожу из машины, оглядываюсь.
Мамы с Давидом не видать, зато мимо, покачивая бедрами, идёт танцовщица в синем откровенном костюме, прямо босиком ступает по траве.
Подмигивает мне.
Провожаю ее взглядом.
Раньше бы заинтересовался.
Сейчас рассеянно смотрю в ее голую спину, обвешанную десятками цепочек и растираю лоб.
Так, паучок.
Топчусь на улице, огибаю праздношатающихся гостей, вытягиваю шею.
Вряд ли она здесь.
Разворачиваюсь и взбегаю по ступенькам, захожу в дом.
В холле почти у дверей сидят Дина и мелкий Лёва, она ему что-то выговаривает.
Тенью крадусь мимо.
– Эрик, - замечает она меня. – А ты куда пропал?
– Саню отвозил, - неохотно останавливаюсь. – А мама с Давидом где?
– Вроде на улице, - Дина кивает на крыльцо. – Конкурсы начинаются. Скоро будут горячее подавать, и в конце вечера уже торт.
