«Понятно, почему она так расплылась, что скоро от былой красоты ничего не останется, – подумала Сикорская, – как же она не боится потерять расположение барина, ей лет тридцать, не меньше, молодые соперницы подрастают».
От природы смуглое лицо Минкиной покрылось темно-малиновым румянцем, но глаза ее широко открылись и заблестели, делая женщину моложе, она скользнула взглядом по широкоплечей фигуре молчаливого лакея и повернулась к гостье.
– Милая, мы так с тобой подружились. Я так тебе сочувствую, что ты – вдова, как же тебе, наверное, не хватает мужа!
– Благодарю за сочувствие, дорогая Настасья, – поддакнула Наталья, – мне действительно одиноко.
– Ну, это дело поправимое, – обрадовалась Минкина, – если хочешь развеять тоску вдовью, я с радостью тебе это устрою.
– Хочу, конечно, да стесняюсь, – начала кокетничать Сикорская, понявшая, что нужно отдать первенство этой мужичке, чтобы она поучила графскую кузину уму-разуму.
Прием сработал, Минкина довольно заулыбалась и предложила:
– Пойдем в спальню, поможем твоему горю.
Она поднялась, ухватила гостью под руку и повела за собой. Наталья сразу поняла, что они идут в спальню хозяйки. Она не удивилась, что комната оказалась с ярко-красными, отделанными золотом стенами, и везде висели огромные зеркала.
– Раздень барыню, – велела Минкина испуганной девушке, выскочившей ей навстречу из смежной комнаты.
Сама она плюхнулась в кресло с высокой спинкой и начала с интересом наблюдать, как раздевают Наталью. Сикорская считала, что хотя ей и не повезло с лицом, фигурой она удалась. Однако сейчас, отражаясь в многочисленных зеркалах, она увидела, что и тело у нее уже начало стареть, грудь обвисла, а прежде тонкая талия заплыла. По довольному виду хозяйки женщина поняла, что та тоже увидела ее недостатки и теперь смотрит свысока на некрасивую гостью.
– Садись на кровать, Прасковья вставит тебе колпачок, – предложила Минкина.
Наталья только краем уха слышала про такие средства и теперь с интересом посмотрела на крошечную серебряную плошку в руках горничной. Она села на кровать и через мгновение почувствовала, как прохладный металл скользнул внутрь ее тела.
– Вот так все чисто будет. Можешь на память о нашей дружбе его себе взять. Будешь развлекаться, как захочешь, а когда нужно будет ребенка завести – уберешь колпачок, – засмеялась захмелевшая хозяйка. – А если вдруг убедишься, что не выходит, так схитришь – чужого младенца подложишь!
Она уже хохотала, довольная своим остроумием, глядя на лежащую на кровати гостью. Горничная, отворив незаметную дверцу в стене, вышла, а вместо нее вошли трое совершенно голых молодых мужчин. Все они были высокие, рослые и очень сильные.
– Василий, ты будешь первым, – скомандовала Минкина.
Высокий блондин подошел к лежащей Наталье, резко оттащил ее за руки на середину кровати и навалился сверху, раздвигая коленом ее ноги. Женщина попыталась дернуться, но он был таким огромным и тяжелым, что, похоже, даже не почувствовал ее сопротивления. Блондин резко вошел в нее и начал двигаться, глубоко вонзаясь в ее лоно. Это было почти насилие. Сикорская испытывала такое впервые, ведь в ту ночь, когда бедняга Станислав ее якобы изнасиловал, на самом деле ничего не было, она измазала простыню кровью из порезанной ноги, а свою девственность подарила еще в пятнадцать лет корнету, который снизошел до некрасивой подруги своих кузин Валентинович.
