Моя балерина - страница 20



– И что? – взвилась мать. – Это повод напиваться? Ты себя вообще видела? А что это за платье? Аня, откуда у тебя это платье и где твое платье?

Ане хотелось исчезнуть, снова уйти и вернуться только, когда мама успокоится, но она знала, что этого не будет, поэтому стоически терпела, превозмогая слабость и тошноту.

– Это платье Оксаны. Я…, – ее мозг, несмотря сейчас на состояние желе, пытался активно найти оправдание. – Я пролила сок на себя и она одолжила мне свое платье.

Аня не привыкла и не умела врать. Она прятала взгляд, чтобы мама не догадалась, что ее слова – ложь.

– А почему ты не привезла свое платье? И, кстати, кто тебя привез? Что это за машина? – глаза матери сузились и она впилась взглядом в дочь.

– Ларис, да оставь ты девчонку в покое, – раздался из комнаты голос отца. – Дай ей хоть пройти. Что ты ее в коридоре держишь?

– А ты не защищай, – крикнула она в ответ. – Ты посмотри в каком виде она пришла. Взрослой, что ли, стала?

– Мам, это было просто день рождения. Мы с девчонками посидели, выпили по бокалу шампанского. Ну, в конце концов, я же не маленькая девочка, – Аня попыталась улыбнуться, чтобы смягчить гнев матери. Но та была непреклонна.

– Я спрашиваю, кто тебя привез. И, главное, откуда? – мать скрестила руки на груди и была настроена воинственно.

– Это папа Карины. Мы вместе учились в училище. Он просто меня подвез, – воспоминания о сцене возле клуба вызвали у Ани новый приступ стыда.

– Быстро сними с себя это платье и марш спать, – прошипела женщина. – И больше никаких дней рождений и посиделок с подружками. Дожилась. Дочь приходит домой пьяная и непонятно в чем.

Аня, обрадованная, что экзекуция закончилась, протиснулась мимо матери и юркнула к себе в комнату. Переодеваясь в пижаму, она слышала, как отец что-то говорил, как недовольно, но негромко возмущалась мама. Обрывками до нее долетали фразы:

– Уму непостижимо!…

– Свою молодость…

– Стыда не оберешься…

– Перестань, Ларис…

– А тебе не до чего нет дела!

Аня больше не прислушивалась. Она забралась под одеяло и, закрыв глаза, замерла, прислушиваясь к себе. Еще тошнило и немного кружилась голова. Она сама вся словно покачивалась на волнах и от этого медленно погружалась в сон. Сейчас хотелось только покоя. И даже мысли об Олеге Викторовиче и стыде отошли на второй план.

Аня еще два дня отходила от этого дня рождения. Когда ей стало относительно легче и набеги на белого друга в туалете сократились до пары раз за несколько часов, она лежала в комнате и, обняв одеяло, смотрела в окно. Ей открывалась неинтересная картина из верхушек деревьев и кусочка серо-голубого неба. Но даже их Аня не видела. Она вспоминала взгляд Олега Викторович, когда он застал ее в скрюченной позе над лужей собственной рвоты. Девушка прокручивала этот момент в своей голове снова и снова, как будто хотела отыскать в глазах мужчины что-то другое, а не шок и отвращение. Но другого ничего там не было. Она разочаровала его. Хотя как можно разочаровать того, кто не очаровывался? И все-таки Аня всегда хотела произвести на Олега Викторовича хорошее впечатление. Да и что в ней было плохого? Она не курила, не выпивала, не меняла мужчин, как перчатки, учила детей танцам. И все равно девушка считала, что всего этого недостаточно, что ей чего-то не хватает, чтобы Олег Викторович заметил ее, думал о ней, чтобы привлечь его внимание. Хотя зачем и что дальше, она не понимала и не думала. Как забывала и о том, что мужчина женат. Но какое теперь это имело значение? Аня его разочаровала. И ничто уже не сможет это изменить.