В бешенстве кидаю телефон обратно на диван и начинаю наворачивать круги по комнате, поджав губы.
Решительно не понимаю: зачем я Игорю, если у него есть Маша? Для красивой статусной картинки: жена, ребенок, любовница? Других вариантов я не вижу.
«Господи, дай мне сил выстоять!» — молюсь про себя.
Мне просто надо пережить это все. Игорь отступит. Побушует месяц-другой, и смирится, потому что я не изменю своего решения.
Чувствую, как к горлу подступает горечь, тяжело вздыхаю и бухаюсь на диван.
М-да, я знаю, что каждый из этих разговоров дастся мне очень тяжело: что с Игорем, что с родителями. А ведь с Игорем это пока был даже не разговор, так, прелюдия.
Ничего, я уверена, что найду поддержку у мамы. Разве может быть иначе?
Я застилаю диван, однако уснуть так и не получается, всю ночь ворочаюсь и только проваливаюсь в дрему, как снова просыпаюсь.
Встаю до будильника, чтобы приготовить Саше еды на весь день.
Вскоре она, сонно потирая глазки, заходит на кухню и зевает во весь рот. Наверное, пришла на запах.
— Я жарю твои любимые сырники, — подмигиваю ей. — Будешь?
Дочь кивает.
— Тогда беги умываться.
Однако когда Саша возвращается, а перед ней уже стоит тарелка с сырниками и какао в кружке, она вдруг поднимает на меня свои синие, как и у меня, глаза, шепчет:
— А где папа? Он будет с нами завтлакать?
— Нет, милая.
— Он вечелом плиедет, да?
Ох. И хотела бы я отложить эти объяснения, но все равно придется сказать рано или поздно. Лучше сразу.
Я присаживаюсь на корточки рядом с ней:
— Нет, не приедет.
— Почему?
— Мы с папой… — медлю я, осторожно подбирая слова. — Мы больше не любим друг друга, и нам трудно жить вместе. Поэтому мы больше не будем жить в одной квартире как муж и жена. Но мы все равно навсегда останемся твоими мамой и папой, родная. Папа будет приходить, играть с тобой, гулять, ходить в кино и парк, забирать к себе.
Сашины глаза округляются, и в них появляются слезы.
— Вы полугались, да? — склоняет голову набок она, морщит губки. — Из-за меня? Папа меня больше не любит?
Я на секунду зажмуриваюсь, чувствуя, как внутри все сжимается от этого вопроса. Именно его я боялась больше всего. Дети, особенно в таком возрасте, склонны винить в ссорах родителей именно себя. Но я готова сто, нет, тысячу раз повторять Саше, что она ни при чем.
— Ну что ты, милая! Ты ни в чем не виновата, и папа тебя любит. И я тоже. У взрослых такое бывает, что проходит любовь между женщиной и мужчиной. Но любовь к ребенку не проходит никогда. Мы будем любить тебя всегда, что бы ни случилось.
— Он сегодня не плиедет? — хлюпает носом дочь.
— Не знаю, Сашуль, — отвечаю честно.
Она вздыхает горько-горько, отодвигает от себя тарелку с сырниками.
— Я не хочу кушать.
— Почему? Ты же любишь сырники.
— Мне глустно. У меня селдце болит, — прикладывает дочь ладошку к сердцу и жалобно смотрит на меня мокрыми глазами.
О-о-о... Ее взгляд рвет и мое сердце на части. Еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться самой, крепко обнимаю Сашу, глажу по голове, спине.
— Мне тоже грустно, но так бывает.
Ничего, моя девочка, мы с тобой все выдержим и будем самыми счастливыми. Обязательно.
Я слышу, как в кармане вибрирует мобильный. Мама. Отвечаю, продолжая обнимать Сашу.
— Доча, когда тебя ждать?
— Не знаю, мамуль, наверное, после обеда.
— Отлично. Тогда испеку твои любимые булочки, — воркует мама.
Ох, мамочка. Боюсь, сегодня мне будет совсем не до булочек. Как и тебе.
