Хотя… раз уж резать, то сразу. Вряд ли мне будет еще больнее, чем уже есть. Я прищуриваюсь и цежу сквозь зубы:
— Как ты меня нашел?
Муж пожимает плечами:
— Это было несложно, теща сказала, что едешь к ней.
Логично, она ведь еще не знала, что я подала на развод.
— Ну, давай поговорим, — скрещиваю руки на груди я.
— Садись, — кивает Игорь на машину.
— Вот еще. Вон, там лавочка, — указываю вперед, где детская игровая площадка. — Все равно там никого нет.
Плетусь, еле переставляя ноги, и когда дохожу, устало присаживаюсь и вскидываю злой взгляд на Игоря:
— Говори.
— Кать… я… — Муж запинается, ковыряя носком ботинка мерзлую землю. — Прости меня, я не с того начал в прошлый раз. Как подумал, что больше никогда вас не увижу, так крышу и снесло.
О как. Надо же, он умеет извиняться, а не только орать?
— За что прости? — саркастически хмыкаю я. — За то, что поймала с поличным?
— Кать, — морщится Игорь и повторяет: — Прости меня, пожалуйста.
Он присаживается рядом и тянет ладонь, чтобы поймать мою руку, но я отдергиваю ее и резво отодвигаюсь на другой край скамейки. Смотрю исподлобья.
Муж страдальчески вздыхает, но больше попыток меня коснуться не предпринимает.
— Помнишь, пару месяцев назад Маша приезжала в гости, и я потом отвозил ее домой по твоей просьбе?
Нехотя киваю. Это он к чему? К тому, что все случилось именно в тот день?
Я приподнимаю брови:
— Ты еще скажи, что я виновата, раз попросила тебя отвезти сестру домой!
— Нет, что ты, ты тут при чем? Я просто объясняю, как все было. В общем, сам не знаю, как так вышло. Она попросила подняться, чтобы прикрутить полку, предложила чаю, а потом в голове сплошной дурман, ну, и… Прости, словно бес попутал. Она на следующий день начала меня шантажировать. Что все расскажет тебе, выставит все так, будто силой ее принудил, если я откажусь продолжать… Добила, что ты поверишь ей, а не мне. Теперь-то я уверен, она заранее подготовилась, даже ее соседки по квартире не было дома. А тогда испугался. Страшно, безумно испугался потерять тебя. Вдруг правда не поверила бы мне?
Игорь отворачивается, сжимая кулаки так, что белеют костяшки пальцев, его ноздри раздуваются от гнева. Затем он берет себя в руки и снова смотрит на меня. И взгляд такой умоляющий, просящий: поверь!
Однако что-то мне подсказывает, версия Маши будет кардинально отличаться от версии Игоря. Но даже если он говорит правду, это ничего не изменит.
Мог прийти в первый день и сознаться. Потому что больше всего я ненавижу, когда мне лгут. Не выдерживаю, фырчу:
— Ох! И ты, бедненький, спал и молчал, молчал и спал, да? Надеялся, что Маше скоро надоест? Или как?
— Прости, я должен был прийти к тебе еще тогда и все честно рассказать. Не сделал этого только потому, что не хотел делать тебе больно.
Ну конечно, теперь-то мне вообще ни разу не больно! Скотина!
— И еще, — продолжает Игорь, — боялся, что пошлешь. Теперь понимаю, все равно надо было, но не смог. Говорю теперь...
— Ну, раз говоришь теперь, то это конечно все меняет, милый. Разумеется, я тебя прощаю. Будем жить дружно и счастливо. Одной большой шведской семьей!
Игорь аж прокашливается, глядя на меня во все глаза.
— Ты это хотел от меня услышать? — Мой тон сочится ядом. — Поздно, Игорь, уже ничего не вернуть. Как ты себе это представляешь? Я видеть тебя не могу, о большем вообще молчу! И это не говоря о том, что Маша может носить твоего ребенка! С этим ты что собираешься делать?
