Моя Франция. Обратится ли сказка в кошмар? - страница 26

В качестве самооправдания своего отъезда российские женщины часто упоминают о сильных сторонах французов как любовников, мол, это вам непросто так: подошёл, взял, что хотел, и пошёл дальше (спать). Тут я, естественно, судить не могу, но, если посмотреть на количество русских мужей, которые француженки вывозили из своих стажировок и командировок в СССР и РФ в 80-ые и 90-ые годы, дело обстоит не совсем так. Да и сравнивать всё-таки надо вещи сопоставимые. Если у тебя в России на троих с мужем и ребёнком была одна комната да кухня, то какие уж тут прелюдии и послесловия. Тут главное улучить момент, да так, чтобы не получилось, как в том анекдоте про Вовочку:

– Ну, уснул, поехали!

– А меня почему не берёте? – закричал ребёнок.

Но хватит о бедных наших женщинах, надо и другим уделить внимание. Русские во Франции, как правило, стараются держать связь с такими же как они, общаются, ходят друг к другу в гости, но это больше от скуки. Им скучновато в другом обществе, где жизнь тоже другая, нет у современных эмигрантов той внутренней цепкости, которая в самых разных странах мира объединяет общины армян, например, веками не давая им растворяться среди чужих народов. Дети наших соотечественников зачастую уже не говорят по-русски или говорят только с родителями, потому что тем так легче. Как расстроился 13-ти – 14-ти летний сын одной знакомой, бывшей замужем во втором браке за французом, когда она объявила, что летом на месяц повезёт подростка на родину, к бабушке в Петербург. А друзья, а телевизор (домашних компьютеров ещё не было)?

Не так обстояли дела у эмигрантов первой волны. Тогда создавались даже политические и военные организации для поддержания духа и продолжения борьбы с большевизмом. Бывшие белые вообще отличались активностью. Кстати, широко известное движение Сопротивления в оккупированных гитлеровской Германией странах самим своим названием «Résistance», в смысле сопротивление нацизму, оккупантам, обязано двум молодым людям из русской эмигрантской среды во Франции. Интересно, что один из них носил вполне «русскую» фамилию Вильде, уж не француз ли был его предком? Да и третья, брежневская, волна ещё скрепляла людей. Покинувшие Родину по идейным соображениям, они далеко не всегда были готовы рассеиваться в чужеродной среде. Знал одного интеллигентного ленинградца, который, прожив в Париже 8 лет, так и не научился сносно изъясняться по-французски, ему это мешало только при решении административных вопросов. Он жил и работал в кругу русских людей, все возможные операции делал через уже упоминавшийся минитель, а в магазине всегда нужны только деньги.

Однажды в поездке по работе в Бельгию выпало несколько свободных часов. Решил погулять по Брюсселю. Брожу, таращусь на красоты бельгийской столицы и слышу идущие откуда-то сверху слова русской песни. Поднял голову, присмотрелся: в окне третьего этажа торчала нескладная фигура совсем не русского, а, скорее, кавказско-еврейского вида (без горской монументальности). Поймав мой взгляд, фигура спросила: «Что, говоришь по-русски?» После утвердительного ответа, совсем как Верещагин Сухову из «Белого солнца пустыни», бросил ключ из окна. Оказалось, московский грузин с сильной ностальгией по бывшему отечеству. В разговоре время пролетело незаметно, правда, его оставалось немного, мне надо было лететь в Москву, а потом в Ростов, везти туда какую-то шалобушку для простаивавшего из-за поломки нового маслобойного производства. Если бы не такое дело, может, и закорешился бы с приятным человеком. Но не сложилось: просто выпили почти без закуски, поговорили, поностальгировали, и разошлись краями. Адрес я накарябал на кусочке бумаги, но даже пару строк не черканул (почта всё же не интернет, требует большего количества телодвижений), а потом и листок потерялся. Хотя название улицы запомнил – rue du Marché du Charbon – улица угольного рынка.