Моя! или ничья - страница 40



- Я очень устала, - в конце концов призналась я. - У меня сегодня был перенасыщенный день, и мне очень хочется отдохнуть.

- Конечно, я тебя отвезу! - спохватился Семён и пошёл переодеваться.

- Ты ещё куда-то ходишь, кроме учёбы? - продолжила тем временем его сестра дознание.

- Да... то есть, нет... Так, общественная нагрузка. Подтягиваю двоечников понемножку.

Лера сделала большие глаза:

- Бедняжка! Неужели нельзя отказаться? У тебя же репетиции с Сеней...

- Получается, что нельзя.

- Что же это за тирания такая? Ты пожалуйся Сене, пусть он разберётся!

- Сеня? - удивлённо переспросила я.

- Ну конечно! У вас Студвесна на носу, какие двоечники? Может, им ещё клумбы в палисаднике прополоть?

Стоило её брату вернуться, как она накинулась на него с требованием освободить меня от лишних повинностей в универе.

- Тебя заставляют? - нахмурился он. - В первый раз такое слышу! Хочешь, я в самом деле схожу и разберусь? Небось, юриста испугаются. Всё-таки мы с тобой серьёзным делом занимаемся...

- Нет! - неожиданно громко для самой себя взвизгнула я. - Не нужно ни с чем разбираться. Я сама. Всё в порядке.

А пока шла в его машину, то мучительно пыталась сообразить, отчего это мне стало вдруг так страшно, что он действительно разберётся и меня освободят от этой повинности...

Когда я села в машину, то мой телефон пискнул новым сообщением. Я машинально разблокировала экран и прочла послание с незнакомого номера (впрочем, вполне понятно, от кого):

"Кусака, ты уже дома? Я волнуюсь. Как прошла репетиция?"

Гаршин! Первой мыслью было: я не давала ему свой номер! Но писать об этом бессмысленно: он это и сам знает. Потом я хотела набрать: с чего это ты волнуешься? Но пальцы будто сами, не дожидаясь команды от мозга, вдруг выдали...

Алина: "Даня, а ты любишь детей?"

Он мгновенно прочитал и очень быстро ответил.

Данил: "Кусаки долго запрягают, но быстро едут, да? Давай, может, всё-таки с поцелуев начнём?" - и безумно-весёлый смайлик.

Данил: "Но мне нравится ход твоих мыслей..."

Улыбаюсь против воли и наливаюсь удушливым смущением.

- Что там? - вдруг над самым ухом громогласно говорит Семён, про которого я успела забыть. - Анекдоты?

- Нет... Это я так, с другом переписываюсь...

И чувствую, что не вру. Что Гаршин мне действительно перестал быть неприятен. И он такой... смешной...

Алина: "Дурак! Я не про наших с тобой детей говорю"

Данил: "А, нет, тогда нет"

Алина: "Что нет?"

Данил: "Не наших с тобой не люблю"

Алина: "Господи, что ты несёшь... *рукалицо*"

Данил: "Ты пропустила букву Н в конце первого слова"

Данил: "И ещё слово 'мой' перед ним"

Алина: "Помечтай! *смеющийся до слёз смайлик*"

Данил: "Так вот, отвечаю: смех и радость мы приносим людям"

Это точно. Мне вдруг стало так легко, будто и не было этого бесконечно длинного утомительного дня. Хотя Даня не меньше других приложил руку к тому, чтобы я устала, но теперь всё ей же и снял.

Семён заметно нервничал - было видно, что ему неприятна моя переписка в то время, когда он сидит рядом и к тому же везёт меня домой.

- Слушай, - предложила я, - может, не заворачивать тебе на проспект N-ского? Высади меня здесь, а дальше я на автобусе...

- Вот ещё! С чего это?

- Собеседник из меня сегодня не ахти...

- Но на того друга хватает, - ревниво заметил Семён.

- Тому другу я пишу, а разговаривать не хочется.

Блин, и чего я оправдываюсь? Как будто что-то должна...

Семён удивительным образом улавливает перемену в моём настроении: