Моя! или ничья - страница 40
- Я очень устала, - в конце концов призналась я. - У меня сегодня был перенасыщенный день, и мне очень хочется отдохнуть.
- Конечно, я тебя отвезу! - спохватился Семён и пошёл переодеваться.
- Ты ещё куда-то ходишь, кроме учёбы? - продолжила тем временем его сестра дознание.
- Да... то есть, нет... Так, общественная нагрузка. Подтягиваю двоечников понемножку.
Лера сделала большие глаза:
- Бедняжка! Неужели нельзя отказаться? У тебя же репетиции с Сеней...
- Получается, что нельзя.
- Что же это за тирания такая? Ты пожалуйся Сене, пусть он разберётся!
- Сеня? - удивлённо переспросила я.
- Ну конечно! У вас Студвесна на носу, какие двоечники? Может, им ещё клумбы в палисаднике прополоть?
Стоило её брату вернуться, как она накинулась на него с требованием освободить меня от лишних повинностей в универе.
- Тебя заставляют? - нахмурился он. - В первый раз такое слышу! Хочешь, я в самом деле схожу и разберусь? Небось, юриста испугаются. Всё-таки мы с тобой серьёзным делом занимаемся...
- Нет! - неожиданно громко для самой себя взвизгнула я. - Не нужно ни с чем разбираться. Я сама. Всё в порядке.
А пока шла в его машину, то мучительно пыталась сообразить, отчего это мне стало вдруг так страшно, что он действительно разберётся и меня освободят от этой повинности...
Когда я села в машину, то мой телефон пискнул новым сообщением. Я машинально разблокировала экран и прочла послание с незнакомого номера (впрочем, вполне понятно, от кого):
"Кусака, ты уже дома? Я волнуюсь. Как прошла репетиция?"
Гаршин! Первой мыслью было: я не давала ему свой номер! Но писать об этом бессмысленно: он это и сам знает. Потом я хотела набрать: с чего это ты волнуешься? Но пальцы будто сами, не дожидаясь команды от мозга, вдруг выдали...
Алина: "Даня, а ты любишь детей?"
Он мгновенно прочитал и очень быстро ответил.
Данил: "Кусаки долго запрягают, но быстро едут, да? Давай, может, всё-таки с поцелуев начнём?" - и безумно-весёлый смайлик.
Данил: "Но мне нравится ход твоих мыслей..."
Улыбаюсь против воли и наливаюсь удушливым смущением.
- Что там? - вдруг над самым ухом громогласно говорит Семён, про которого я успела забыть. - Анекдоты?
- Нет... Это я так, с другом переписываюсь...
И чувствую, что не вру. Что Гаршин мне действительно перестал быть неприятен. И он такой... смешной...
Алина: "Дурак! Я не про наших с тобой детей говорю"
Данил: "А, нет, тогда нет"
Алина: "Что нет?"
Данил: "Не наших с тобой не люблю"
Алина: "Господи, что ты несёшь... *рукалицо*"
Данил: "Ты пропустила букву Н в конце первого слова"
Данил: "И ещё слово 'мой' перед ним"
Алина: "Помечтай! *смеющийся до слёз смайлик*"
Данил: "Так вот, отвечаю: смех и радость мы приносим людям"
Это точно. Мне вдруг стало так легко, будто и не было этого бесконечно длинного утомительного дня. Хотя Даня не меньше других приложил руку к тому, чтобы я устала, но теперь всё ей же и снял.
Семён заметно нервничал - было видно, что ему неприятна моя переписка в то время, когда он сидит рядом и к тому же везёт меня домой.
- Слушай, - предложила я, - может, не заворачивать тебе на проспект N-ского? Высади меня здесь, а дальше я на автобусе...
- Вот ещё! С чего это?
- Собеседник из меня сегодня не ахти...
- Но на того друга хватает, - ревниво заметил Семён.
- Тому другу я пишу, а разговаривать не хочется.
Блин, и чего я оправдываюсь? Как будто что-то должна...
Семён удивительным образом улавливает перемену в моём настроении: