Ларсен действительно ничего не сказал. Просто обнял. Без слов.
Прижал мать к сердцу, крепко-крепко. И та разрыдалась снова, громко, неудержимо, счастливо.
***
8. 8 Забавы судьбы
Эйя
В комнате для гостей, куда их проводили и оставили наконец-то вдвоём, стояла звенящая тишина. Только тихонько потрескивали маленькие огоньки, танцующие на фитильках свечей.
Эйя разглядывала их завороженно. К большим и жарким языкам огня она уже успела привыкнуть, проводя столько вечеров с Ларсеном у костра. А свечи для неё были в диковинку.
Вот сейчас она сидела в тишине, смотрела на огонь и ждала. Ждала, когда Ларсен заговорит.
Но Оллье молчал. Сидел, понуро привалившись к резной спинке кровати, смотрел куда-то в пустоту и молчал. И даже огоньки свечей не разглядывал.
– Что мы будем делать теперь? – вздохнув, наконец решилась спросить дайана, покосившись на него.
Ларсен, будто очнувшись, посмотрел на неё, пожал плечами.
– Не знаю, милая, пока не знаю. Завтра решим, – он вымученно улыбнулся. – Сегодня ле-сатия Ле-Марье слишком устала от разговоров о прошлом, чтобы ещё и разговоры о будущем начинать. Нам всем надо отдохнуть и поразмыслить. А уж потом будем решать, что делать дальше.
– Почему ты называешь её так? – Эйя склонила голову набок, всматриваясь в его лицо. – Не хочешь называть мамой?
Ларсен вздохнул и опустил голову, потом заговорил снова, подбирая слова:
– Хочу, Эйя, хочу… Но пока не могу. Это всё сложнее, чем тебе кажется. Я тридцать лет думал, что у меня никого нет, что меня выбросили, как… старый ненужный башмак. А теперь вдруг… мать, брат… Да ещё какие! И эта история про моего отца. Я не знаю, что мне делать теперь с этим всем. Я… я счастлив, что их нашёл. Правда! Сердце всё никак не успокоится, так и грохочет. Я счастлив, Эйя! Но… при этом… мне… очень больно. Ах, не слушай меня! Всё это глупости…
Он махнул рукой, словно говорил о пустяках. Но Эйя прекрасно понимала, что это лишь бравада.
– Думать мне надо о другом – как теперь с этим неожиданным родством поступить. У нас, людей, ведь всё не по-людски… Мама меня узнала и признала. Но это ещё ничего не значит… Понимаешь, к таким детям, как я, которые появились до брака, у нас не очень-то хорошо относятся. А если ещё вспомнить, что отец мой был не из аристократов… Ле-сатия Розальда вряд ли когда-то сможет меня признать по-настоящему, перед всеми. Понимаешь?
– А ты? Ты сам… чего хочешь? – не отступала с расспросами Эйя. Ей было важно понять его мысли, а не то, что там принято у людей. – Ты хочешь остаться здесь, с родными?
– Остаться мы не сможем… – вздохнул Ларс. – Хочу я того, или нет. Во-первых, нас никто и не приглашал… Не хмурься! Да, скорее всего, завтра мне это и предложат, но пока я в этом не уверен. Но даже если хозяева будут столь любезны… Эйя, через пару дней ты снова станешь птицей. И лучше бы нам в это время быть подальше от людей, и от этого дома. Думаю, моим вновь обретённым родственникам потрясений уже хватит. Не хотелось бы им объяснять, почему моя прекрасная жена исчезла, а вместо неё по комнате летает удивительная птица.
Ларсен снова улыбнулся, теперь уже по-настоящему, и она ответила понимающей улыбкой.
А ещё у дайаны промелькнула мысль, что он снова назвал её женой перед этими людьми, как и тогда, на корабле, и их снова уложили спать в одной комнате, и на одной кровати, но она больше не чувствовала страха или возмущения.
