Моя Латинская Америка. Заметки бывшего торгпреда - страница 13

Мама и отец уже более 40 лет лежат рядом своим прахом среди тысяч скромных захоронений московского Митинского кладбища, где всякий раз стыдно убирать от грязи и пыли так давно не убиравшуюся ржавую траву и жалкие остатки бывших цветов. Мама была в сознании после случившейся в 1984 году тяжелой, вероятно ненужной, полостной операции из-за нарушения проходимости кишечника. Мне сказала об этом санитарка, нарушившая все правила и открывшая передо мною отделявшую мамину постель от других простыню, чтобы я приблизился к ней. Отец же, заболевший в 1989 году воспалением легких, настойчиво просил меня немедленно увезти его домой из этой больницы «старых большевиков», где, как сказал ему сосед, «нас убивают», и успокоился только тогда, когда, попытавшись встать, не смог удержаться на ногах и получил от меня уверения, что завтра, 9 Мая, я вновь приеду к нему или за ним. Приехал же я на следующее утро после звонка из больницы уже только за его вещами, и старая медсестра стремглав бежала впереди меня по лестнице закрывать вход в его палату. Морг в праздники был закрыт, а отец умер через несколько минут после моего ухода и так и лежал бездыханный в своей неубранной одиночной палате, пока я не приехал на следующее утро.

Мои родители были коммунистами по убеждению, хорошо знали, часто цитировали и практически использовали основные законы диалектического и исторического материализма. Страницы 30-томного собрания сочинений В.И. Ленина теперь моей библиотеки испещрены карандашными пометками мамы. Среди моих родных от репрессий сталинского периода пострадал только старший брат отца Александр. Член партии эсеров, он партизанил в годы оккупации Дальнего Востока японцами, бежал из японского плена, потом отсидел (по навету: а бежал ли?) какой-то срок, а в 1947 году, работая учителем истории в школе, повесился публично на городском мосту в Уфе в знак протеста против начавшегося нового преследования. Что касается родителей, то я думаю, что если бы они были репрессированы, то восприняли бы это как ошибку и подлость конкретных людей, но не партии и ее руководителей. Так говорили они и многие друзья их комсомольской юности, которые, вернувшись из отдаленных мест в середине 60-х, бывали у нас дома, и чаще всего – на нашей даче в Татарово, в ставшем знаменитым в 2006 году сносами «незаконных» построек садового товарищества «Речник». Кстати, этот кооператив был создан в 1956–1957 гг. стараниями моего отца, секретаря партийной организации Управления канала им. Москвы (канала Москва – Волга).

Сергей Кара-Мурза, автор 2-томного исследования «Советская цивилизация», вышедшего в свет в 2001 году, считал обстановку постоянной войны, противостояния коллективной социалистической идеологии индивидуалистической идеологии западного либерализма главной характеристикой всей истории СССР, а также и одной из главных причин репрессий. Соглашаясь с ним, добавлю, что это противостояние, проходя через человеческий материал, могло приобретать самые разные формы в зависимости от конкретных условий: от пассивности и вредительства и прямых действий на производстве, в армии, в науке, да где угодно, до невинных по сути споров за столом среди близких и родных.

Исторически грандиозная цель, поставленная себе Иосифом Виссарионовичем Сталиным, – построение социализма в отдельно взятой стране, – объективно прогрессивная и уникальная для того времени, не могла не заразить честолюбием взявшегося за ее осуществление человека-лидера. Честолюбия, против которого, я думаю, он внутренне боролся, но не смог до конца искоренить. И, конечно, он боялся, что его политические противники могут вырвать из его рук эту жар-птицу истории, дарованную ему судьбой. Я думаю, что этот страх и почти божественная ответственность за историю человечества и судьбы миллионов людей и породили эту самую загадочную по генезису и самую прогрессивную по целеположению сталинскую жестокую политическую репрессию. Не признавать ее ужасов, а для меня – и участия в работе репрессивной машины хотя бы и не в прямой, а пассивной форме моих родителей, нельзя, но равным образом неправильно и отрицать ее эпохальный исторический результат: создание общества, в котором товарно-денежные отношения перестали быть главной ценностью и двигателем прогресса, где был достигнут объективно наивысший уровень социальной справедливости, обобществления производства материальных ценностей и их распределения.