В окнах поезда были решетки, чтобы люди не залезали в окна занимать места. И чтобы дети не выпали на ходу. Рамы со стеклами подняты, и под потолком в каждом отсеке работали на полную мощность, гоняя лопастями пыль, три вентилятора в металлических клетках, защищающих человеческие конечности от травм. Имеющие дорогую обувь – кожаные туфли или модные кроссовки – перед сном ставили ее на вентиляторы, чтобы внизу обувь не украли.
Все старались как можно тщательней оплести багаж специальными цепями и закрепить покрепче к металлическим конструкциям полок навесными замками. Я присмотрелась к приспособлениям, отличающим опытного путешественника от новичка, сидя на платформе, и купила замок и дорожную цепь у разносчика, не столько для безопасности багажа (ценностей не было), сколько для маскировки.
Я была новичком, и мне везло. В постукивающем по шпалам вагоне было не так уж и тесно – по индийским меркам. Проводник полагался всего один на десяток вагонов. Принадлежность к «серьезной» должности на государственной дороге обозначали плотно застегнутый, несмотря на жару, шерстяной пиджак, галстук и папка со списком пассажиров в руке. Он сверил билет, а я поинтересовалась: «Когда мы будем в Калькутте?» Проводник поднял на меня тяжелые веки смертельно усталых глаз и ничего не ответил. Чтобы не уснуть, он жевал пан с бетелем, ловко сплевывал красную слюну в окно и не улавливал связи действительности с расписанием. За два дня пути я его больше не видела.
Соседками оказались четыре католические монахини. Стиль одеяний – Европа, XIX век. Закрытые темные платья с длинными рукавами из плотной ткани – чистые, накрахмаленные и тщательно выглаженные. Волосы прикрыты серыми полотняными косынками. Белый кант сиял как снег на фоне темной кожи грубоватых лиц.
Запас английских слов у немолодых христовых невест был невелик. У меня знаний не было вовсе. Лингвистический парадокс: чем хуже по-английски говорили собеседники, тем лучше я их понимала.
Старшая монашка, тепло улыбнувшись, вежливо интересовалась, куда я еду, спросила о вероисповедании, о семье, о том, люблю ли я Иисуса…
– Which country? – прозвучал традиционный вопрос из уст младшей. Тихо сияли ее иконописные черные глаза. Меня так сотни раз спрашивали в Дели.
– Russia. – Ответ я уже заучила наизусть.
По выражению лица я поняла, что слово ей ничего не говорит.
– Soviet Union. – Я выдала другую версию. Но общее искреннее недоумение не рассеялось. Женщины задумчиво переглядывались друг с другом и по-прежнему с любопытством смотрели на меня. Они ожидали объяснений.
– Moscow. – Попытка номер три тоже оказалась безуспешной.
Я смотрела на темнокожие широкие лица, и меня осенило, что в монастырь они попали в детстве, и, скорее всего, из‐за голода или неурожая, а может быть, их родители погибли. Довелось прочитать: спасением сирот всю жизнь занималась святая Тереза Калькуттская. Светское образование, верно, закончилось в третьем классе. Научились чтению Евангелия, основам гигиены и петь церковные гимны и – хватит, что еще нужно в монастыре?
Пытаясь мне помочь, женщины называли знакомые им страны: England, China. На листочке бумаги я схематично нарисовала Англию, Россию, Индию и Китай.
– Надо же, между Англией и Китаем, а мы не знали. Наверное, очень маленькая страна, – на корявом английском, осваивая новую географическую информацию, сообщили мне добрые монахини.
