– В порядке, – ответила я. Порывалась сказануть что-то похлеще, но смолчала.
Торжественно доложив, что ужин готов, он повёл нас в столовую. Пока мы вели светскую беседу в гостиной, беззвучный слуга-невидимка накрыл на стол. Угощенье весьма щедрое. «Хотя бы не жадный», – подумала я. Вскоре выяснилось, что старался он ради своей мамочки, а не ради нас. Далеко не щедрый, как расхвалила моя мама.
Уселись за стол. Мадам и её сынуля – на одной стороне, а мы – напротив. Марк налил всем вина, а мне – газировку. Пока он разливал, мадам пристально за мной наблюдала. Ждала, что я потребую вина и дам ей повод прочесть мне нотацию. Марк всячески её обхаживал: «Тебе положить вот это, а вот это, чего ещё хочешь?» Маменькин сыночек! Она же сидела, как глухая, вперившись в мою маму, и вдруг нравоучительно изрекла:
– Надеюсь, вы понимаете, что женщина должна заботиться о своём мужчине?
Стушевавшись, мама заверила, что да, понимает, именно так и намерена делать. Назидательный вопрос этой старорежимной тётки и робость матери меня взвинтили. Почему мать себя не уважает и считает, что этот нарцисс Марк её последний шанс? Вся ситуация бесила. У меня возникло гадкое чувство, что, находясь здесь, мы с мамой предаём Ефима.
– Как заботиться? – не вытерпела я. – Выполнять все его прихоти?
Мадам в ответ ошпарила меня взглядом – никакой кипяток так не обжёг бы.
– Хамка у вас дочь, плохо вы её воспитали, – отчитала она маму с удовольствием.
Когда мы ехали назад домой, маму отчитывала уже я.
– Почему ты стелилась перед этой сушёной воблой?! Ты что, в невольницы к этому козлу идёшь? Как ты могла так с Ефимом поступить! Твой Марк не стоит его мизинца! – обрушила я на неё ворох упрёков и продолжала пилить два дня, пока не вернулся Ефим. Чувствуя себя виноватой, мать не спорила, и это подогревало мой гнев.
Мамина покладистость меня вечно выводит из себя. Что это, трусость или слабость? Но ведь характер у неё более крепкий, чем кажется. Добиваться своего она умеет и упрямой бывает. Но стоит появиться в её жизни никудышному смазливому хмырю, её сразу заклинивает, и из уверенной независимой женщины она превращается в покорную овечку, а нормального мужчину – Ефима – отшвыривает. Ей бы разобраться, отчего так происходит.
Меня мучила скользкая мысль, что она всё-таки клюнула на деньги Марка. «Нет, на это она не способна», – говорила я себе. Впоследствии подтвердилось, что состояние Марка не её цель. Увлеклась мать им от скуки, хотелось ей страсти, опьянения и влюблённости. Спокойное, размеренное, предсказуемое существование – не её удел, как она призналась однажды. Но я, пораскинув мозгами, пришла к выводу, что всё проще: если бы она любила Ефима, то спокойная надёжная жизнь с ним её бы устраивала. Полюбить его не получилось, и она бросилась в объятия подвернувшегося в тот момент Марка. Клюнуть на богатого красавчика проще, чем на небогатого толстяка, пусть и благородного.
От Ефима мама ушла. Сделала это трусливо. Избегая объяснений, оставила записку, когда он был на работе, и сбежала к Марку. Записку состряпала короткую: «Прощай, прости, люблю другого». В ответ на мой упрёк «Могла бы написать что-то помягче» она заявила, что Ефим сам скуп на добрые слова, ласки от него не дождёшься, не такой он прекрасный, как кажется. Во как, приписала не свойственные ему качества! Виновата перед ним, но всё перевернула в своей голове: виноват он, а не она – типа заслужил.
