Мoя нечестивая жизнь - страница 47

Малышка миссис Доггетт лежала у меня на руках, вся в крови и какая-то уж больно тихая. Но миссис Эванс растерла ей спинку, подула в рот, потрясла вниз головой, и крошка ожила, запищала, все громче и громче. Я же словно лишилась голоса, потрясенная всеми страшными чудесами, что мне сегодня довелось увидеть, но более всего тем, что миссис Доггетт вдруг села в кровати, приняла у меня дочку и приложила к груди, а младенец тут же замолчал и принялся сосать.

Мать и ребенок были живы. Миссис Эванс сотворила чудо. Она владела секретами и особым даром. И мне вдруг захотелось стать такой, как она.

– Обмоешь девочку, Энни? – спросила миссис Эванс, мягко забирая младенца у матери.

– Да, мэм! – воскликнула я с жаром.

Так я стала ученицей миссис Эванс с Чатем-стрит. Мне было четырнадцать лет.

Хотя в учебе я делала успехи, а здоровье основательно укрепилось благодаря регулярному употреблению хлеба с джемом (я у Эвансов провела уже больше года), душа моя по-прежнему пребывала в достойном сочувствия небрежении. По ночам в голове роились темные мысли и желания, я постоянно сочиняла письма брату и сестре. Впрочем, письма-молитвы приходили ко мне и днем.

Дорогая Датч, дорогой Джо, да святятся ваши имена. Помните ли вы еще свою сестру Экси, которая заботилась о вас и растила? Она (наша мама) умерла. Я пыталась ее спасти. Может быть, она покоится с миром. Я и знаю, и не знаю, что произошло, но в письме всего не напишешь, получится нехорошо и неприлично. В несчастье виновата повитуха. У нас с вами была маленькая сестричка, но Бог забрал ее.

Однажды на рассвете я утянула со стола мистера Эванса листок бумаги и принялась писать Датч уже настоящее письмо. Когда дом начал просыпаться, свернула листок и спрятала в щель в стене, чтобы ночью продолжить.

Я работаю горничной у доктора и его жены, они очень добрые. Миссис Броудер дала мне новые чулки и прочие вещи: башмаки, шапочку и фартук. У доктора бородавка на одном веке над глазом. Мне позволили читать книги из хозяйской библиотеки. Датч, там есть специальная лестница – до самого потолка. Тебе понравятся «Арабские ночи», я прочла от корки до корки.

Сочиняя, я представила себе, как сестра плачет, узнав о смерти мамы, тянет за закрученный локон, и волосы распрямляются, как будто их тоже потрясла смерть мамы. Нашей мамы, которая назвала ее Датчесс. Я представила, как сестра бежит с моим письмом через холодные мраморные залы иллинойского дома к своей фальшивой семье, топает маленькой ногой в лаковом сапожке и требует немедля ехать в Нью-Йорк, разыскать меня – свою настоящую семью.

Я теперь знаю, как сварить суп и заставить бисквит подняться. Знаю, как изготовить порошок от кашля и наложить гипс. Мама просила меня разыскать вас с Джо. Это было ее последнее желание перед смертью, дорогая моя Датч. Не знаю, где похоронили ее и Кэтлин, но я торжественно поклялась, что разыщу вас. И я исполню свою клятву.

Как письмо попадет к Датч, я не имела ни малейшего представления. Мне и в голову не приходило написать мистеру Брейсу или разыскать мистера и миссис Дикс, так что я писала, почти не надеясь на то, что послание найдет адресата.

Датчи, где наш малыш Джо? Вот уже два года, как я ничего про вас не слышала. Пожалуйста, скажи мне, как поживаешь и помнишь ли меня еще? Я обещала маме, что буду заботиться о вас, но не сдержала слова. Перед ее кончиной я пообещала ей это. В дальних своих краях, в Иллинойсе, думаете ли вы обо мне? Меня теперь зовут Энни. Ответьте мне, пожалуйста. Прошу прощения за вести о маме.