С левой и правой стороны площадки располагалось по три двери. В центре уже стояли два наших сундучка с вещами. Очевидно, кучер занёс их по лестнице для прислуги.
На площадке весьма ощутимо попахивало тухлятиной и гнилью, и я вдруг вспомнила один из романов Эмиля Золя, где упоминалась ленивая прислуга, выплёскивающая помои прямо на лестницу. Неужели в этом богатом доме тоже делают так?! Горничная шагнула влево и открыла одну из трёх дверей.
— Прошу вас, кёрста, проходите.
Я с недоумением оглядела дурно побелённую коморку без окна. Возможно, раньше здесь была кладовка. Теперь же, напротив входа, к стене, покрытой сероватой, разбухшей извёсткой, прислонилась узкая кроватка.
Ещё из мебели наблюдался потёртый венский стул и маленькая полка, прибитая у изголовья. На полке, в жестяном подсвечнике со сломанной ручкой, торчал огарок свечи, рядом лежала потёртая толстая книга и коробок спичек. В комнате даже негде было поставить сундук с одеждой – так она была мала.
В полном шоке я смотрела на это нищенское убежище, а горничная, между тем, открыла две соседние двери и слегка подтолкнула детей в спину – каждого к своей комнате. Их спальни один в один напоминали мою, разница была только в том, что в крайней клетушке, где собирались разместить Эжен, высоко под потолком было некое подобие крошечной форточки.
Все ещё не решаясь войти, мы стояли под нетерпеливым взглядом горничной, когда дверь кухни вдруг распахнулась и оттуда вышла трок Матон. Ехидная ухмылка тронула её узкие губы и чуть скрипучим голосом она спросила:
— Ну, и чего вы ожидаете? Кёрста Эгреж уже садится ужинать и желает вас видеть, так что поторапливайтесь!
— Трок Матон, я не понимаю, куда мы можем поставить наши вещи.
Ответ трок Матон чётко объяснил мне, что лёгкой жизнь в этом доме не будет:
— Нищим подкидышам не пристало капризничать! — её рыбьи глаза торжествующе блеснули, — Вы должны быть благодарны кёрст Эгреж за приют!
Мы беспомощно переглянулись с Линком, наконец, я сообразила.
— Линк, помоги мне, пожалуйста, — я показала глазами на сундуки.
Надрываясь и пыхтя, мы вдвинули один из сундуков в мою комнату, а второй в комнату Линка. Эжен всё это время стояла в дверях своей клетушки, сумрачно разглядывая нас и прижимая к себе мишку. С сомнением покосившись на малышку, трок Матон обратилась к горничной:
— Тарма, побудь с этой, — она кивнула головой в сторону девочки, — пока кёрст Эгреж будет беседовать с ними.
Никого из нас эта сушёная вобла не называла по имени. Как будто боялась осквернить свой язык чем-то непристойным. Видно было, что эту приживалку радует, что в доме появился кто-то ещё более бесправный, чем она.
Под предводительством трок Матон мы с Линком прошли кухню, вошли в тот самый роскошный коридор и двинулись к одной из комнат где-то в центре квартиры. Вобла распахнула дверь и почти торжественно произнесла:
— Кёрста Эгреж, сироты прибыли! — затем посторонилась и дала нам пройти.
В большом зале, ярко освещённом несколькими настенными бра, за столом, покрытым белоснежной скатертью и блистающим хрусталём, начищенным серебром и тонким фарфором, в гордом одиночестве сидела миловидная женщина лет пятидесяти.
Лоб её, так же, как и наши, пересекала чёрная траурная повязка. Седые волосы, завитые в аккуратные букли, обрамляли приятное округлое лицо. Женщина была полновата, а потому морщин на чуть лоснящейся коже почти не было.
