Моя ойкумена. Том второй. Поэмы - страница 5



Кровавый набег твой – предвестье больших перемен.
Он в ночь ускользнул и коня прирученного свистнул.
(Чрез бездну веков так же Игорю свистнет Овлур)
Как лист пред травой!
                       И – верхом! – по дороге в Отчизну.
– Отец просчитался…
                                   Но чур меня! Чур меня! Чур!..
Разделит добычу – кто доблестно саков ограбил.
А храбрый наследник получит под руку отряд.
Шаньюй Тоумань будет править,
                                   как раньше он правил.
А княжич не рад?
                                   Отчего же, по-моему, рад.
V
Чем тешится княжич с подручными воями ныне?
В горах, на охоте он мечет в засохшую ель
Свистящие стрелы. А после, на черной осине,
Подвесив козла, указует на новую цель.
– Вы видите, я вынимаю стрелу из колчана,
Из желтой бересты в узоре цветного шитья,
Ее острие, как тугое соцветье тюльпана.
Зажгите тюльпаны! Разбейте о кровь острия!
Лишь тот победитель, чья воля с полетом едина,
Лишь тот победитель, кто крепит дружины крыло,
Лишь тот победитель, кто бьется за Мать и за Сына,
Чтоб поле тюльпанов из тучной земли расцвело.
Стреляйте по звуку! Я начал. Стреляйте по звуку!
Туда, куда скажет родная свистулька моя.
А кто опоздает, тот сам пусть винит свою руку —
Он кисти лишится. И праведна кара сия…
VI
Так тешился княжич. А время из раны сочилось.
Луна кочевала, серебряной сбруей звеня.
В коротком походе однажды добыча случилась —
Ему привели в поводу золотого коня.
Он был как осенняя степь в переливах заката.
Он был как сияние славы на грозной броне.
А глаз оплывал всею тайною глубью агата.
А ноги – как стон тетивы в голубой вышине.
Крылатый Турана питомец, Дня Белого образ —
Достоин его Маодунь. Только чур его! Чур!
Вот сотник глядит на коня и темно и недобро…
– Эй, прочь жеребца! – крикнул княжич. —
                                   Кто скучен и хмур?!
Лишь тот победитель, чья воля с полетом едина,
Лишь тот победитель, кто крепит дружины крыло,
Лишь тот победитель, кто бьется за Мать и за Сына,
Чтоб родины тело тучней и обильней цвело.
Стреляем по звуку! Я клятвы своей не нарушу!
Туда, куда скажет пустая свистулька моя.
А кто опоздает, пусть Богу несет свою душу —
Он жизни лишится. И праведна кара сия…
И прыснули стрелы! И духи над бубном запели!
Раздался состав воздухов. И в мертвящей тени
Заржал жеребец. И возжаждали плоти и цели
Трехпёрые жала, налитые свистом слепни.
Вонзились. Заплакал Туранец и хрипло забился…
Но были такие, кто лук натянуть не посмел:
Задумчивый сотник, и всяк из них, жизни лишился…
Над каждым курган.
                                   А отряд по степи прогремел.
VII
Зима обступила без грома победы и клича.
Морозный туман пеленал молодую Луну.
В далеком походе случилась другая добыча —
Бойцы привели ему в дар полонянку-жену.
Она была вся как фламинго в полете высоком,
Казалось, взмахнет и уйдет, огибая зенит,
В заоблачный мир. А во взоре ее волооком,
Все чудилось – горный ручей колокольцем звенит.
Как томен шатра белоснежный напруженный полог!
А бисерный ток ожерелий меж лунных холмов
Вот-вот и размоет рассудка последний осколок,
Размякнет костяк от свистящего пламени слов.
И кто здесь кого полонил ли пленил – непонятно.
Снега пуховые упали на брачную Степь.
На стойбище зимнем, как шорох мышиный, невнятно
Вдруг ропот возник, и военная дрогнула крепь.
И волки дерутся во время весеннего гона.
И бьются маралы в горах на заре сентября.
Со страстью рифмуется кровь.