– Баба Наташа! Иди скорее сюда! Тут дядя Саша мишку убил!!!
– Как убил???
– Просто! Из ружья – бах! И все!
Бабка понеслась на всех парусах к нашему дому и, увидев всех нас, склонившихся над тушей медведя, прислонилась к забору и захохотала и заплакала одновременно. Меня тоже звали Мишкой, вот она и перепутала.
В тот день мы от пуза наелись медвежатины. А когда мясо уже не лезло, то стали делать из него пельмени. Пельмени – удобная вещь. Их можно наделать целую кучу и вывесить в сетке за окно, чтоб они там на улице заморозились. Потом достаешь оттуда сколько надо и варишь – и так всю зиму…
Шкуру выделали, она лежала у нас на полу вместо ковра – все мои друзья приходили посмотреть и погладить, а если приходили друзья отца, то они должны были обязательно приподнять лапу с когтями, почмокать и поцокать языком и сказать: «Хоро-о-о-ош, мерзавец!» Потом они уходили надолго на кухню.
Отец часто приговаривал: «На границе все спокойно потому, что китайцы „долго не забудут урока Даманского“». Я, первоклассник, вообще не понимал смысла этих слов, а спросить, что такое «Даманский» стеснялся, иначе все подумали бы, как это я не понимаю таких простых вещей!
К тому времени многие наши друзья уже перевелись и писали письма из самых разных частей земного шара. Кто-то служил в Польше, кто-то – в ГДР, кто-то – на Кубе, но самые удачливые получили распределение в Москву. Из Польши присылали в подарок жвачку с Болеком и Лелеком, из ГДР – игрушечных резиновых индейцев. Они очень высоко ценились у нас во дворе. Одного индейца можно поменять на 20 косточек-айданов, которые были главной единицей обмена. Айданы – это суставные бараньи или свиные костяшки, которыми играют во дворе. Они были разных оттенков красного цвета, так как красились лаком для ногтей, который тайком воровался у мам. Все эти мелочи ярко раскрашивали нашу дворовую мальчишескую жизнь. Но мне этих красок было недостаточно, всегда тянуло куда-то в те страны, о которых я слышал от взрослых. Самые загадочные и волнующие письма приходили с Кубы: конверты были наполнены черным вулканическим песком с пляжа – у нас в забайкальских степях песок был серо-бурый, совсем не такой. Эти письма буквально разрывали границы моей Ойкумены[1], в которую влетал тропический ветер с дальних Карибских островов. Детское воображение будоражили образы наивных индейцев, злобных пиратов и бесстрашных конкистадоров, о которых рассказывал дед. Желание поехать куда-то далеко-далеко порою бывало просто нестерпимым – хотелось взять компас, нож и спички, сбежать из дома и отправиться в кругосветное путешествие…
И вот настал день, когда пришел отец и громко, радостно объявил, что наконец-то пришел приказ! Нас с детства учили, что «приказ» – это главное слово и его нужно исполнять любой ценой. Вот я и подумал, что началась война, поэтому отец такой радостный. На него приятно было смотреть в тот момент: военная форма ему очень шла, облегая его мощную фигуру. Сапоги и пряжка ремня начищены так, что режет в глазах, на погонах – по созвездию. Да разве найдется такой мужчина, которому военная форма не подойдет? Тогда я и представить такого не мог. Вот он стоит в дверях, бравый капитан Советской армии, улыбается и говорит: «Все, уже есть приказ! Начинается новая жизнь!» Я вначале растерялся – что же нужно делать? А потом оказалось, что ни на какую войну мы не отправляемся, а просто переезжаем к новому месту службы – какое расстройство!
