– Клёвая история, – одобрил Антон. – А я знаю ещё одну! Как-то раз один пацан…
Стукнула распахнувшаяся форточка.
– Ле-е-е-ера-а-а-а! – раздался следом протяжный женский крик. – До-о-мо-о-ой!
– Блин блинский!
Лера подскочила, как ужаленная, отряхнула шорты и, подхватив ведро, уже на ходу крикнула своим:
– До завтра!
Засидевшись с шайкой, она вообще забыла о времени. Мама её убьёт.
Пулей взлетев на свой этаж, Лера осторожно открыла дверь в квартиру, заглядывая в тёмный, узкий коридор их двушки. Мама схватила её за руку и рывком втащила в квартиру.
– Где тебя черти носят?!
Лера выдернула руку из цепкой хватки, пожала плечом.
– А я виновата, что мусоропровод заварили?
– Ты мне ещё поговори! Мусор выбросить – пять минут дело, а ты где шлялась?
– Я не шлялась, я с ребятами сидела!
– А с Дюнькой кто будет сидеть? – заорала мама, окончательно выйдя из себя. – Он и так целыми днями один, в пустой квартире!
– И плевать! – крикнула Лера во всю мощь лёгких. – Ты его родила – сама и сиди с ним! Он твой сын, а не мой!
Хлоп.
Звук пощёчины не успел затихнуть, а Лера уже ринулась в свою комнату, так грохнув дверью, что в зале звякнул сервиз. Следом послышались приглушённые, но ещё более разъярённые материны вопли:
– Дрянь такая! Она ещё дверью хлопает! У себя дома хлопать будешь, а тут ничего твоего нету, поняла?! Гадина! Кого я вырастила? Змею подколодную! Помощи никакой!
Лера уже ничего не слышала. Рухнув на тахту, она уткнулась лицом в прохладную подушку и разревелась.
К ней тут же подполз Дюнька, заныл, замычал, тыкая в плечо. Лера оттолкнула его:
– Отвали.
Но брат не отставал. Потоптавшись рядом, он принялся дёргать её за волосы, мыча ещё настойчивее.
– Да отцепись ты! – гаркнула Лера, поднимая от подушки заплаканное лицо.
– У-у-у-у…
Дюнька шлёпнулся на задницу и широко улыбнулся, довольный тем, что на него обратили внимание.
Лера шмыгнула носом. В эту минуту брат бесил её как никогда. Прищурившись, она разглядывала Дюньку, его слюнявый рот, курносый нос, щёки, покрытые веснушками, его светлые волосы, белёсые брови и ресницы, его голубые глаза – всегда широко раскрытые, будто удивлённые. Вообще-то глаза можно было даже назвать красивыми, если бы не взгляд: бессмысленный, рассеянный, как у младенца.
Дюнька и был младенцем. Только очень большим. Ему было десять лет, всего на два года меньше, чем Лере, но почему-то он, в отличие от сестры, не вырос, так и оставшись неразумным малышом.
– Вот бы тебя ведьма забрала, дурака.
В ответ брат заулыбался ещё шире, теребя висящий на груди слюнявчик.
Лера отчаянно завидовала Лёшке, у которого тоже был младший брат, но нормальный, хоть и доставучий. Пусть Лёшка и ругал Тимура, пусть постоянно жаловался, что брат везде за ним ходит, но любил его и никому не давал в обиду.
А Лера своего брата не любила. Его не за что было любить.
Из-за Дюньки в семье никогда не было денег: всё уходило на него. Он часто болел бронхитами и пневмониями, ангинами, простудой. У него была аллергия на молоко, на апельсины и мандарины, на ягоды и орехи, мёд, и мама никогда не покупала то, что ему было нельзя. Если Дюнечке нельзя – значит, никому нельзя. А Лера любила молоко. Любила – и не пила. А ещё брат писался.
Из-за Дюньки их бросил папа.
Лера стиснула зубы и вытерла глаза.
Лучше бы он вообще на свет не появлялся.
У Леры не было фломастеров, как у одноклассников – только дешёвые цветные карандаши, двенадцать штук. Они постоянно ломались и с трудом затачивались. Лера никогда не бывала на экскурсиях с классом, потому что на них надо было сдавать деньги, а у мамы не было денег. Поэтому Лера не посещала планетарий, кукольный театр и ботанический сад. А все остальные там были. Все, кроме неё! Лера никогда не звала в гости друзей, потому что их с мамой квартира провоняла мочой. Мама не купила ей тамагочи даже на день рождения, потому что Дюнечке надо было колоть какие-то витамины. А она ведь так просила! Вместо тамагочи мама подарила ей куклу из ларька. И сейчас эта пахнущая пластиком лупоглазка в кудряшках пялилась на Леру со шкафа.
