- Господин Фьярви! Господин Фьярви! Что? Пожар? Горим?
- Живы, слава Богам!
Глория шевельнулась у меня на руках, приоткрыла глаза и едва слышно пролепетала:
- Мамочка…
- Я здесь! – мы осели на траву лужайки, Азора склонилась над девочкой, прикоснулась было к ее ожогу и тотчас же отдернула руку. Соседи в исподнем толпились на улице, гремя ведрами и готовясь прийти на выручку.
- Он не придет, - прошептала Глория. – Он больше не вернется, я знаю…
Пожарный экипаж с гудением остановился у ворот. Я поднялся, не чувствуя ни ног, ни земли. Махнул рукой.
- Вроде все! Не горим!
- А пыхнуло-то как! А рожа-то над домом расплылась! – заголосили соседи. – Ну все, думаем, пришел последний день!
Азора всхлипнула, дотронулась до своего ожога, и ее лицо исказилось болью. Я обернулся в сторону дома – там было тихо и темно, ни следа пламени, но пожарные все равно затопали по дорожке, чтобы все проверить.
- Не плачь, мамочка, - прошептала Глория, и по ее щекам полились слезы. – Все ведь хорошо…
Азора прижала дочь к себе и разрыдалась.
***
Азора
Мы провели ночь в больнице. Дежурный врач осмотрел нас с Глорией, наложил на наши ожоги толстые мазки отвратительно пахнущей мази и, правильно оценив ситуацию, принес серебристые стаканчики с успокоительным. Я послушно выпила лекарство, скривилась от травянистой горечи, и почувствовала, как желание кричать от отчаяния постепенно тает.
- Зайду к вам через час, сделаю повязки, - сообщил врач и посоветовал: - Постарайтесь уснуть, сон лечит. Утром посмотрим, выписать ли вас или еще подержать, понаблюдать.
Фьярви кивнул, протянул врачу ассигнацию. Тот сгреб деньги отработанным движением и сказал:
- Дрянная эта штука, магические раны. Ты молодец, девочка. Вы бы так просто не отделались, если бы ты его не сдержала.
После того, как пожарные проверили дом, Фьярви заглянул туда и вышел со своим сюртуком – во второй руке он нес Мамзель Тутту, и Глория увидела куклу и смогла улыбнуться. Сейчас она прижимала игрушку к себе, свернувшись калачиком на больничной кровати, я смотрела на дочку и понимала, что еще немного, и я буду вопить, ругаться самыми грязными словами и бить стекла от невыносимого отчаяния.
Кем надо быть, чтобы изуродовать собственное дитя? Глория была красавицей, и Эленвер отобрал у нее эту красоту, надежду и все прошлое и будущее – вырвал из ее души все хорошие мысли об отце, которые там еще сохранились. И что такое шрам рядом с пониманием, что его подарил тебе твой отец?
Меня он тоже заклеймил – но почему-то я могла думать об этом почти без боли. Я была опостылевшей женой, беглянкой, которая его опорочила – чего еще мне от него ждать?
Впрочем, он не отпустил бы нас в новую жизнь без свадебного подарка. Хорошо, что всем нам удалось выжить после его получения.
- Спи, детка, - Фьярви присел на край кровати, погладил Глорию по голове. – Хочешь, утром поедем кататься на лошади?
Глория негромко всхлипнула, и у меня похолодело в груди, когда я представила, о чем она сейчас думает.
- Почему папа так сделал… - прошептала она.
- Потому что он негодяй, - решительно ответил Фьярви. Когда дело доходило до того, что кто-то обижал детей, гномы не стеснялись в выражениях. – К тому же, мелочный негодяй. Родители должны беречь своих детей, а не ранить. А он хотел причинить вам обеим боль, вот и все.
Он говорил уверенно и спокойно, и я чувствовала тихую радость от того, что Фьярви сейчас был с нами. Сейчас он казался мне не просто хорошим человеком и не просто другом.
