Моя революция - страница 12
Леха-боксер – брат Санька – тоже пацанов подтянул из молодых спортсменов, не особо идейных, но сочувствующих. Славная зачистка тогда получилась! Все стены на местах боевой славы малышня из «Крэзи Стаффов» потом «эрпэшками» расписала, а наши фотороботы развесили во всех околотках, поэтому пришлось на последующие «эксы» медицинскими повязками затариваться!
Загремело, засвистело и защелкало – будьте нате! На зависть «Белой гвардии» и на погибель уличной торговле Петроградки наш новый кружок по интересам рос, как на дрожжах. Хоть войнушки наши и были по большей части партизанскими – мы никогда не совершали таких малолетских глупостей, как документирование своей деятельности посредством видеозаписей с последующем бахвальством в Интернете, – народ все равно как-то узнавал про нас.
Со временем к нам примкнуло еще десятка полтора «фирмачей». Для всех новых членов нашего стихийно возникшего сообщества «три полоски» и «сопля» очень быстро сменились на «TS» и «NB», а клубные флаги – на имперки. Околофутбольный движ перестал быть им интересен и уже не являлся их образом жизни.
Однажды, после очередного «экса», который мы были вынуждены перенести на «Апрашку», потому что на Петроградке «серые» наставили капканов, Лось и Леха боксер притащили меня еле живого домой. Мы с Соней в это время уже жили вместе в моей съемной комнате. Не без помощи Интернета ей удалось поставить меня на ноги (шутка ли – два ножевых, правда, к счастью, непроникающих). Самое странное, что она тогда не задала ни одного вопроса ни мне, ни сопровождавшим меня товарищам – просто взяла на работе отпуск и целыми днями проводила курс лечения заговоренными отварами и примочками.
Первые несколько дней, пока я находился в полубессознательном состоянии, Соня буквально не отходила от моей постели и, если я ненадолго приходил в себя, кормила меня с ложки и давала лекарства. Засыпая, я чувствовал, как она гладит меня по голове, словно ребенка, и слушал ее удивительные рассказы про Явь, Навь и Правь, а еще иногда она тихонько пела мне красивые грустные песни на древнеславянском.
Пойдя на поправку, во время очередной перевязки я спросил у нее, стараясь выдержать нотку юмора в голосе:
– Тебе так безразлично, чем занимается твой мужчина?
Соня некоторое время внимательно смотрела на меня, после чего совершенно серьезно ответила:
– Чем бы ни занимался мой мужчина – он всегда прав, а если он захочет, чтобы я была в курсе его мужских дел, – он сам расскажет…
Как после такого было не рассказать ей обо всем! Она слушала, не перебивая, а когда я закончил свое повествование, беззвучно заплакала, глядя куда-то в пустоту. Я смотрел, как вздрагивают ее худенькие плечи, и сердце мое сжималось от понимания того, как она дорога мне.
Потом, взяв себя в руки, Соня тихо, но очень отчетливо произнесла:
– Я горжусь тем, что ты наконец-то вырос. Наши предки – древние русичи – тоже забавлялись в юности кулачными боями «стенка на стенку», а возмужав, использовали приобретенные навыки для борьбы с басурманами и прочей нечистью. Но мне страшно, потому что это – уже политика… Прошу тебя – будь осторожен. Больнее всего бьют за правое дело.
Когда Лось в очередной раз приволок мне пакет апельсинов и я рассказал ему об этом разговоре, он, легонько присвистнув, заметил:
– Повезло тебе, Бритва! Такую бабу на руках надо носить.
Услышать такое от Лося было выше всяких похвал – несмотря на свои тридцать с лишним, он до сих пор был убежденным холостяком и рассматривал представительниц прекрасного пола лишь как предмет плотских утех. Говорят, была и у него когда-то любовь, да не дождалась его из армии – вышла замуж за усатого мужчину из теплых краев и, замотавшись в хеджаб, радостно укатила вместе с ним на его родину – в какой-то там «стан». Вот вам и поведенческая мотивация моего друга – старик Фрейд сразу раскусил бы, что к чему!