Лось был одноклассником Лехи – Санькиного старшего брата и в свободное от бокса, «эксов» и работы время, а работал он с такими данными, разумеется, в службе безопасности – помогал мастеровым послушникам строить церковь где-то в Купчино, используя плотницкие навыки, полученные им в профтехучилище еще до армии.
Мне подумалось, что почему-то большая часть моих друзей старше меня на несколько лет. Может быть, не в свое время я родился?
Вылив остатки остывшего чая в парашу, я решил проинспектировать свой баул: в целом все мое нехитрое имущество было еще в достаточно приличном состоянии. Укладывая обратно любимую «TS № 1» – рубаху черного цвета, я вспомнил, как однажды на «эксе» мне рукав порвали: «гость» зубами впился – сущий зверь! А Соня аккуратно так все заштопала и золотом поверх швов гладью коловрат вышила, приговаривая: «Оберегом тебе будет…»
По виду как нарукавный знак получился – красота! Я вообще крещеный – во Христа верую, к язычеству отношусь как к колыбели православия, с уважением, может, с интересом, не более того, но самое удивительное, что когда я потом рубаху эту надевал – из любых передряг невредимым выбирался.
С утра пораньше меня потащили в следственный кабинет.
За столом, щурясь от папиросного дыма, сидел сам Джокер – старший опер по особо важным ГУПЭ[21], гроза всех революционеров Северо-Запада. По слухам, первые десять лет службы в органах из двадцати с лишним он трудился во внедренческом отделе – в различные молодежные группировки внедрялся и весьма успешно. К каждой масти – своя карта. Отсюда и «погремуха» такая. Говорят, на левом плече у него была «Анархия» наколота, на правом свастика, а на груди – полумесяц со звездочкой. Может, правда, может, сказки – поди, проверь.
– Здравствуйте, Евгений Евгеньевич!
– Здравствуй, Митин! Чай будешь? У меня тут дрянь какая-то мак-даковская есть – позавтракать не успел.
– Не откажусь.
Сегодня Василий был сговорчивее, и уже через пару минут перед нами дымились два стакана с отличным цейлонским. Мои «браслеты» лежали тут же на столе. Джокера уважали за прямоту и бесстрашие. Он, даже оставаясь один на один с самыми отъявленными головорезами, требовал снять с них наручники. Старик свято верил в то, что он выполняет свою работу и между ним и преступниками не может быть ничего личного, поэтому ему в голову не приходило, что кто-то может напасть на него.
Покончив с мак-даковской дрянью и допив чай, мы, как старые приятели, закурили джокеровский «Казбек». Где он его доставал – одному Дзержинскому известно.
Затушив папиросу в коробке из-под «дряни», гупэшник заглянул мне в глаза и начал издалека:
– Я, Слава, по делу. Тут информация поступила, что не обо всех эпизодах твоей преступной деятельности нам известно. Всплыла одна старая история. Защитника пригласить или пока так поговорим?
Я, в поддержание легенды, изобразил на лице недоумение:
– Да так поговорим, конечно. Свое – возьму. Что за история?
– В октябре на «Электросиле» трое «правых» молодцов гостей города покалечили: средний вред… Националистические высказывания озвучивали, целостность государства критиковали.
– Гм… не помню такого.
– Митин! Неужели ты думаешь, что я без доказательств стал бы заморачиваться? За мной и так оперативное сопровождение твоего дела, как пашня за колхозом – спать некогда, а тут еще этот эпизод!
– Да плюньте вы на него, гражданин полковник! Пусть останется между нами. Вас в любом случае к госнаграде уже за меня представили.
