Я давно не живу в России. У меня большая семья. Но я продолжаю задавать себе вопрос: а встретила ли я «мужчину моей жизни»? Или наши пути разминулись? И я не дождалась, быстро и лихорадочно перелистывая страницы моей книги.
Вот, кажется мне, вот он. Мой Серёжа. Даже имена совпадают. Мой первый поцелуй. Мой первый подарок. Моё первое чувство. Мой первый мужчина. Мой несчастный любовник. Мой друг. Мой поклонник. Мой наставник. Мой сон. Моя погибшая любовь.
Такая частота встреч… Определённо, для меня это имя – особенное. Я и сегодня произношу его с нежностью. Несмотря на всю несостоятельность моей любви ко всем реальным его носителям.
Но, может быть, это моя мечта?
Которой так и не суждено было сбыться.
15 сентября 2009 г.
Димчево
– Я вчера у Тани с её мужем пообщалась, – начинает разговор Катя, обращаясь к своей старшей дочери Нике. – Чуть с ума не сошла.
– А что такое-то? – рассеянно спрашивает Ника, глядя в телевизор и уписывая тёпленькие, только что испечённые Катей оладушки.
– Видишь, какие нежные получились, как блинчики. Попробуй! Ну как: вкусные? – спрашивала четверть часа назад Катя, ещё суетясь у плиты и радуясь только что открытому её новому рецепту.
– Да, вкусные…
– Не как обычные, – возбуждённо пояснила она, продолжая жарить оладушки. – Знаешь, такие толстые, пузырчатые…
– Да, все в масле… – отозвалась Ника.
– И содой отдают! Я такие вообще не люблю. А эти видишь какие получились, как на дрожжах! А ведь на соде. Я только что секрет открыла! И ты, Вера, тоже слушай, – привлекла она внимание другой, на десять лет моложе Ники, дочери, уткнувшейся в компьютер, и начала перечислять ингредиенты…
…Теперь же Катя, вспоминая мужа своей новой подруги, поёживается и продолжает:
– Да на первый взгляд вроде ничего!
– Да и мне тоже так показалось, что ничего. Гостеприимный! – не отрываясь от экрана, поддерживает разговор Ника.
– Но, Ник, ты знаешь, он абсолютно дикий! Вначале вроде миролюбивый. А потом наседать начинает. Предложил пива выпить. Я отказалась. Ты ж знаешь, я не люблю. А он:
«Нет у нас таких дел. В нашем доме не будешь говорить „не хочу“. В нашем доме нет слова „не хочу“. У нас только слово „хочу“. Так у нас в доме!» Ну, мы с Таней в фотографии углубились – хорошо, что она их из Бургаса привезла. Делаем вид, что увлечены. Переглядываемся многозначительно. Бедная! Как она его столько лет выдерживает. Я два часа посидела и всё ещё отойти не могу. Такая от него тупая, дикая сила прёт, аж с ног сшибает.
– А чего она с ним не разведётся? – интересуется Ника всё так же отстранённо и в то же время участливо, как только она одна умеет вести разговор.
Ника говорит, что не любит людей. Но Катя успевает время от времени вести с ней такие вот жизненные беседы, наперёд зная, что эмоциональной реакции от Ники не жди – не будет. Может быть, именно это Никино отстранённое присутствие и заводит Катю. И она, всё более и более увлекаясь, вспоминает какую-то душещипательную историю из своей жизни.
Как сейчас, например.
– А он, видимо, добрый! – стараясь быть объективной, продолжает Катя.
– Да, добрый. Любезный такой, – вторит ей эхом Ника.
– Дети на фотографиях такие красивые. Дети любви, видно… Когда маленькие были…
– Да, видимо, когда маленькие. Сын у неё не такой, как отец. Замкнутый какой-то. Молчит. Мрачный.
– Да он тоже дикий. Агрессивный. Таня это понимает. Она вообще очень умная женщина. Она всё понимает. Потому и по психушкам, бедная, время от времени лечится. Амортизированные они оба. Троих детей поднять в этой безумной, бесчеловечной жизни. Истрёпаны оба вдрызг… А ты знаешь, наш дом, оказывается, Пенчо строил? – резко меняет тему разговора Катя.
