Мамочки…
Здесь перевернуто абсолютно все. Шкафы выпотрошены, посуда превратилась в осколки, на которые приходится наступать. Стекло, фарфор, глина — все вперемешку хрустит под моими ногами. От дизайнерского зеркального журнального столика в гостиной остались одни ошметки.
Я боюсь на второй этаж подниматься.
— Осмотритесь. Мне нужен полный список всего, что пропало, — оповещает следователь.
Чувствую, что задыхаюсь. Как вообще в таких условиях можно понять, что из дома вынесли, а что просто разбили или порезали?
У отца было много дорогих вещей. Книги, картины, статуэтки. Обширная коллекция ножей, некоторые из них содержали в себе драгоценные металлы и камни. Как мне теперь все искать в этом хаосе…
— Смотри на меня, — передо мной возникает Амир, вынуждает запрокинуть голову. — Дыши, Рин. Давай на счет. Раз, два…
Стараюсь сосредоточиться на его голосе, но взглядом то и дело возвращаюсь к окружающей нас обстановке. Не представляю, как можно так вредить другим людям. Они телевизор не смогли вынести, потому что он слишком большой и, наверное, тяжелый, поэтому просто разбили сам экран.
— Я даже в самых страшных кошмарах не представляла, что здесь все так… — едва не захлебываюсь рыданиями. — Почти все испорчено.
— Дарин, это поправимо. Хочешь на воздух? Можем выйти.
— Хочу.
На улице становится немного легче. Прохладный ветер обдувает покрасневшее лицо, легкие будто расправляются. Я не хочу туда возвращаться. Вид разрушенного нашего с Ади гнездышка пугает сильнее, чем я рассчитывала.
— Почему никто не слышал? Почему соседи вовремя не вызвали полицию? — вопросы сами слетают с языка.
— Хорошие вопросы ты задаешь, Рин. Правильные, — Амир достает пачку сигарет из кармана пальто, смотрит на меня и убирает ее назад. — Если ты сейчас не в состоянии ответить на вопросы следователя, я попрошу перенести все хотя бы на завтра.
— Нет, я… Я справлюсь.
Мы возвращаемся в дом, и я начинаю осмотр. Стараюсь по памяти восстановить картинки того, как все здесь было до налета. Где-то получается, где-то нет. Следователь по моим словам составляет список вещей, по которым можно дать ориентировки. Их не так уж и много — несколько дорогих статуэток, картина, парочка особенно ценных ножей.
Из кухни пропала кофемашина, профессиональный миксер, с которым любила возиться Аида. Остальную мелкую технику не посчитали ценной, а более крупные экземпляры встроены в гарнитур.
После осмотра мы возвращаемся в участок для уточнения всех деталей. На второй час у меня голова закипает от обилия информации и слишком спертого воздуха в кабинете. Амиру кто-то звонит, он выходит ответить на десять минут, во время которых следователь общается со мной гораздо жестче. Не церемонится и бьет по больным местам, когда я в чем-то сомневаюсь.
После подписания всех бумаг я наконец-то слышу заветную фразу:
— Можете быть свободны. Если у меня появятся еще какие-то вопросы, свяжусь по телефону или приглашу к себе.
На свежем воздухе у меня едва не подгибаются ноги из-за всего этого стресса. Как в коматозе отвечаю на звонок сестры, пропускаю мимо ушей ее возмущения по поводу племянника Амира, тараторю что-то сбивчиво и отключаюсь.
Господи, у меня голова кругом идет.
— Почему тебя так трясет? — Гаджиев обхватывает меня за плечи своими огромными ручищами, смотрит так, что внутренности завязываются в узел.
— Перенервничала, — отмахиваюсь, пытаюсь сделать шаг назад, но мне не дают.
