Мне жаль, но доверие и умение слышать друг друга мы растеряли еще несколько лет назад, когда моей тайной страстью стали танцы. Тогда, увидев профессиональную пилонистку на уличной сцене, я была вне себя от восторга. Она, словно роскошная орхидея на длинном стебле, расцвела перед публикой и показала совершенно иной мир, полный силы и грации. Приковала к себе внимание толпы, восторженно следящей за каждым движением элегантных ног. И пусть мама обозвала ее шлюхой, заклеймила позорным ярлыком, не попытавшись найти разницу между стриптизом и спортом, эта девушка навсегда перевернула мою жизнь.
Я искала уроки в сети, убегала во двор, чтобы вместо привычной гимнастики изучать сложные па. Даже нашла школу, готовящую профессионалов...
Меня туда никто не пустил.
Черт.
Я достаю из шкафа парадную форму и бросаю ее на кровать.
— Ника. — Мама смотрит с укором. — Что за безалаберное отношение к одежде?
Она подходит к моей постели, берет в руки блузку и оглядывает меня с ног до головы.
— Доченька. — Ее голос теплеет, а в глазах воскрешает давно забытая нежность. Кажется, вот-вот произойдет чудо, и мы преодолеем возникшее между нами недопонимание, сумеем сказать то, что накопилось в душе и тяготит нас обеих; она обязательно меня поймет, пойдет навстречу, даст совет, обнимет, поцелует, погладит по щеке… — Я так рада за тебя! Вот бы мне вернуться в молодость и снова посвятить себя науке. Если бы мне дали второй шанс, я совершила бы какое-нибудь значимое открытие и…
— И не родила бы меня? — задаю вопрос совершенно точно зная — он принесет ей боль.
— Что за вздор!? — Мама злится. — Ника, ты лучшее, что случилось со мной в этой жизни! И я очень рада тому пути, который ты выбрала. — Она подходит и кладет руку на мою щеку, но ее ласка сейчас подобна оплеухе. — Доченька, ты достойна большего. Знаешь, я мечтаю увидеть тебя на главной сцене мира, с золотой статуэткой в руках, перед всем научным сообществом. Уверена, ты сможешь сделать то, на что не хватило моих мозгов.
Мама улыбается. Она сейчас так красива и воодушевлена, что мне не остается ничего, кроме согласия.
Киваю ей в ответ и отбираю блузку.
— Пойду поглажу. Завтра важный день.
— Конечно, солнышко…
Когда остаюсь наедине, то позволяю себе немного горьких слез. Я устала метаться между родителями и мечтой. Хочется хотя бы чьей-нибудь поддержки, хотя бы каплю понимания...
Да, у меня есть Света, но, несмотря на мою бескорыстную помощь, наши отношения никогда не выходят за рамки приятельских.
Я глажу блузку, затем нахожу на брюках пятно и обреченно выбираю для первого учебного дня юбку.
Во время ужина снова кусок не лезет в горло. Папа рассказывает о работе, то и дело вспоминая ЕГО… Человека, с которым я надеюсь больше никогда не встретиться и о котором я не хочу даже думать. И все равно, оказавшись в постели, лезу в сеть, ищу о нем информацию, разглядываю фотографии с интервью и лекций, удивляясь, насколько скучным может быть мужчина, обозвавший меня шлюхой. Злорадствую и делаю единственно правильный вывод в этой ситуации: он просто урод, любящий молоденьких девочек.
Наверное, я дура, но деньги, оставленные им на диване вип-комнаты, забрал кто-то другой. Возможно, уборщица… Неважно. Это был мой последний вечер в стриптиз клубе. Я собрала уже больше половину нужной мне суммы. Остальное действительно неважно.
Утро начинается не с трели будильника, а строгого голоса мамы. Под монотонные инструкции я умываюсь, одеваюсь, ем и выхожу из квартиры. Хочется послать все к черту, но ее радость настолько тяготит и не дает возразить, что я как сомнамбула тащу себя за шкирку в универ, заставляю принять свою участь и успокаиваю безрадостной мыслью “это всего лишь на один год”.
