– Чем ты недовольна? – поинтересовался Вуди, раскладывая вещи в том углу мансарды, который был выделен ему. – Нам же больше места досталось! А жить бок о бок с хозяином дома – то еще удовольствие. Ни трахнуться нормально, ни поржать.
– Фу, Вуди!
– И ты холсты свои не друг на друге расставишь.
Она задумчиво огляделась:
– Это да… Тебе не кажется, что это место напоминает настоящую мастерскую художника?
– Есть малость. Смахивает.
– Хорошо, что окошки в крыше сделаны, мне же нужно хорошее освещение!
– Они называются световыми люками.
– Откуда ты знаешь? Ты жил в своем доме?
– Никогда. Просто давно живу.
– Ну конечно!
Вопросительно рассмеявшись, Лиза огляделась:
– А этот твой… Ваня… Куда мы его поселим?
– Да ему много места не надо. Уместимся.
– Когда он переедет?
Вуди подмигнул:
– Не терпится познакомиться? Смотри мне! Это мой единственный друг.
– Кроме меня.
«Ты мне не друг, – подумал Вуди безразлично. – Тебя я просто трахаю время от времени… За неимением лучшего».
И услышал ее знакомый, на этот раз не прозвучавший возглас: «Фу, Вуди!» Жалкая… Несчастная… Не удержавшись, он обнял Лизу и, вытянув шею, поцеловал в лоб.
– Что это значит? – Она растерянно заморгала.
– Что?
– Такой поцелуй… Как будто ты со мной прощаешься.
– Какого черта ты вечно все усложняешь? – рассердился он – больше на себя. – Это просто поцелуй. Он ни хрена не значит!
– Разве поцелуи не должны что-то значить?
– Я сейчас блевану…
Перевернув спортивную сумку, Вуди резко вытряхнул свои вещи на раскладушку, какими хозяин обеспечил каждого. Возмущаться отсутствием кроватей ему и в голову не пришло – Прохор Михайлович взял за месяц сущие копейки, и у каждого появился шанс подкопить деньжат и при этом жить не у черта на куличках, а совсем рядом с Москвой. К тому же Королёв и сам по себе интересный город. Вуди уже не терпелось поискать следы Главного конструктора, а если повезет, встретить на улице кого-то из космонавтов – он многих помнил в лицо. Знал, что мать назвала его в честь Гагарина, и хоть имя никак не сказалось на его судьбе, тема освоения космоса всегда волновала его как-то особо. Кровно. Зря он когда-то убедил себя, что таких не берут в космонавты…
Еще маленьким, закрывая глаза перед сном, он представлял, что очутился в потоке метеоритов, с немыслимой скоростью несущихся в глубь Вселенной. И сам был одним из метеоритов – небольшим камешком, не позволяющим себе сгореть. Его охватывали страх и восторг, от которых Юрка замирал и переставал слышать тяжелое дыхание матери и стук собственного сердца – только лихой свист ветра в ушах. Тогда он еще понятия не имел о том, что в космосе практически нет воздуха, который мог бы вибрировать, поэтому звуки там не перемещаются. Даже если б он и впрямь несся с потоком метеоритов, то ничего не услышал бы…
А вот Лизин слегка гортанный голос легко пробивался в его пространство, которое принято называть личным:
– Какой ты противный, Вуди! Ну зачем ты так говоришь?
«Вот только не выясняй отношения! – взмолился он, не оборачиваясь. – Их ведь попросту нет. Разве ты сама не понимаешь?»
И вдруг услышал совсем другой голос, до того тихий и мягкий, что в первый момент Вуди подумал, будто эти звуки ему почудились. Хотя слова были произнесены самые обычные:
– Привет! Мы с вами будем соседями.
«Спасительница», – подумал он, прежде чем обернулся.
* * *
Сколько можно прожить со страхом в душе? Таким, который не оставляет ни на минуту… Липкий, тряский, холодный. От него сердце сумасшедше колотится и замирает, даже когда ложишься в постель. А сны не приносят облегчения, подкрадываясь и пугая мрачными ликами.
