Мрачная фуга - страница 17
Иногда он брал на себя труд исправлять ее ляпы, ведь безапелляционность была у Кати в крови. И хотя Илья ни разу не встречался с ее отцом, тот представлялся ему этаким Скалозубом: «Хрипун, удавленник, фагот…»
Он не скрывал, что недолюбливал военных, хотя не знал ни одного близко. Объяснялось это тем, что Стариков панически боялся попасть в армию, ведь это поставило бы крест на всем, что Илья любил и к чему так упорно стремился, занимаясь часами. Знакомство его с Катиными родителями до сих пор не состоялось, но он только делал вид, будто это задевает его. На самом деле Илья сразу решил лишний раз не попадаться полковнику на глаза: не дай бог, не придется ко двору, и Скалозуб отдаст приказ, чтоб его забрили… Никакая Гнесинка не спасет!
Только на этот раз Катя не угомонилась… Знакомо склонив голову вбок и потеребив подбородок пальцем, она поинтересовалась с вызовом в голосе, от которого Илье уже стало не по себе:
– Прохор Михайлович, вам хотелось собрать у себя круг высоколобых интеллектуалов? Элиту студенчества? Типа героев «Тайной истории» Донны Тартт? – Она хмыкнула, подчеркнув, что примеры приведены с иронией. Потом выразительно развела руками. – Только это не про нас… Древнегреческий никто из нас не изучает. Кстати, персонажей Тартт я тоже не назвала бы философами, на весь гигантский роман ни одной поразившей меня мысли.
Терпеливо дослушав ее, Русаков вздохнул:
– Ничего не могу сказать по этому поводу. Упомянутый вами автор мне незнаком. Уж не знаю, к сожалению или к счастью.
– К счастью! – фыркнул Илья. – Такая тягомотина эта Тартт… Я не осилил и четверти. Не стал себя мучить. Ради чего?
Влад посмотрел на него с выражением аристократа, случайно услышавшего болтовню простолюдинов:
– Может, ради того, чтобы пропитаться атмосферой величайшего романа нашего времени?
– Кто сказал, что он величайший?
– Да все умные люди так считают…
– Как по мне, так это словоблудие, за которым нет ровным счетом ничего!
– То есть Пулитцеровскую премию ей дали за красивые глаза? А то, что она по десять лет пишет один роман, ни о чем тебе не говорит?
– Да хоть по двадцать! Тартт плетет изящную паутину, внутри которой пустота.
– Мой дорогой кузен, Бог одарил тебя красотой и талантом… Но не пытайся казаться интеллектуалом! Еще скажи, что «Игра в бисер» – интеллектуальная демагогия.
– Разве нет? Прописные истины Гессе подсовывает читателю под видом мудрых сентенций. Я даже специально запомнил одну: «Абстракции восхитительны, но дышать воздухом и есть хлеб тоже, по-моему, надо». Охренеть какое открытие!
– Стоп!
От резкого звука – Вуди ударил ножом по тарелке – все вздрогнули и умолкли, уставившись на него. Его рот кривился усмешкой, в которой таился то ли вызов, то ли смущение:
– Хорош, а? Чуваки, если вам приспичило членами помериться…
– Вуди! – взвизгнула Лиза и шлепнула его по руке.
– …выйдите в сад, не грузите нас.
Катя яростно вытерла салфеткой рот и, скомкав, бросила ее в пустую коробку из-под пиццы:
– Разве не для подобных дискуссий нас тут собрали? Чтобы наблюдать и наслаждаться?
Перехватив стрелу, пущенную в хозяина, Влад поспешно перевел разговор:
– Прохор Михайлович, а вы ведь тоже, по сути, историк?
– Ну что вы, Влад, – проурчал то. – Хоть я и закончил истфак, но когда это было!
– Вы же говорили, что работали в архиве…
– Следственного комитета. Это несколько другое направление.
– Обалдеть! – вырвалось у Кати.