– Ну, не очень большую…
– А фонит от нас как?
– Ну, вы же купались, одежду стирали… Успокойся, Платон Григорьевич, – встревоженно смотрел на меня Болгаров.
– Надо было и гамму замерить. – Мне пришлось напрячь всю свою волю, чтобы взять себя в руки.
– Нечем.
– Мог бы и сказать…
– Должен же я был вас как-то успокоить… Я вам даже больше скажу. Прибор не работает. То есть он работает, но там встроенный источник радиации…
На губах у Болгарова заиграла торжественно-загадочная улыбка, как будто он собирался сообщить нам сенсационную новость. Но в это время послышался женский визг.
Он исходил из коридора, соединяющего между собой первый и второй блоки.
– Что там такое?
Пока моя голова соображала, ноги уже понесли тело вдоль по большому коридору. И все остальные полуночники бросились за мной.
В перемычке между блоками находилась телеграфная, а напротив – большое жилое помещение, разделенное дощатыми перегородками на несколько комнат для семейных пар. В этих отсеках и сырости было поменьше, чем в нашем, например, кубрике, и теплей, и светлей, и кровати стояли нормальные, а не нары. В одной из комнат что-то происходило.
Какой-то женщине мог присниться кошмарный сон, но я почему-то далек был от этой мысли. Интуиция подсказывала мне, что произошло нечто экстраординарное.
Я сворачивал в переходной коридор, когда снова прозвучал женский крик – на этот раз протяжно, надрывно и пронзительно. И еще я услышал чье-то злобное рычание и глухие удары.
Железная дверь тамбура, общего для семейных комнат, была открыта. И следующая, тонкая деревянная дверь распахнута настежь; переступив порог, я увидел жуткую картину. Один здоровяк держал «гавайца» за сведенные за спину руки, а другой – бил жертву кулаками в живот. Его подруга Нина стояла на кровати в розовой пижаме и что есть мочи кричала, призывая на помощь. Но налетчики никак не реагировали на это. Похоже, они ничего не соображали и не понимали, что их могут остановить силой.
Это были люди из нашей группы – Слава и Сева, как они называли друг друга. Бритоголовый Слава в натовском камуфляже работал кулаками, а его дружок Сева держал жертву. И у обоих вид совершенно невменяемый, глаза мутные, невидящие.
Слава, казалось, даже не увидел меня, когда я, схватив его за плечо, развернул к себе лицом. И никак не отреагировал, когда я ударил его головой. Это был мой коронный удар, и Слава не смог устоять на ногах. Сознание он потерял еще в падении, а на бетонный пол тяжело бухнулось уже бесчувственное тело. Следом за ним упал и «гаваец», потому что его уже некому было держать, а сам стоять он не мог.
Сева отступил в угол между шкафом и стенкой. Он смотрел на меня так, как будто только что проснулся и сейчас не мог понять, что происходит.
– Ну ты и урод! – разъяренно заорал на него я.
– Я… Я не хотел…
На самом деле Сева все понимал и отдавал себе отчет в своих действиях. Только по физиономии получить не хотел, поэтому и напустил на себя жалкий вид.
– Это все Слава!
Он пальцем тыкал в своего дружка, который лежал на полу и конвульсивно дергал ногой, будто подтверждая свою вину.
Похоже, я переборщил с ударом – как бы до летального исхода дело не дошло. Я склонился над Славой, приложил средний и указательный пальцы к его кадыку, свел их чуть-чуть в сторону к углублению, где ритмично, без затуханий бился пульс. Я несколько раз несильно хлестнул его ладонью по щекам, и он открыл глаза. И нога дергаться перестала. И сам он даже не пытался брыкаться…
