И никого кругом… Как-то даже неуютно вот так, не одному, с Марийкой. Беспокойно.
Что же должна была испытать она за эти часы?
– Послушай, – произнес я негромко. – Очень скоро я должен буду уехать отсюда. Надолго. Вероятней всего, навсегда. Взять тебя с собой сразу я не смогу, прости, но это не зависит от меня. Ты поедешь за мной следом?
Она молчала.
– Заодно проверишь свои чувства, – я сглотнул. – Испытание временем, так сказать. А?
– А ты, оказывается, сволочь, Влад, – очень тихо и очень напряженно проговорила она. – А я даже не подозревала, какой сволочью ты можешь быть.
– Марийка…
– Да, – почти выкрикнула она. – Слышишь, да! Я поеду и с тобой, и за тобой куда скажешь. Черт возьми, зачем ты спрашиваешь! Не нужно спрашивать, понимаешь же, такие вещи нельзя спрашивать!
Я прижал ее к себе как мог крепко. Кажется, она всхлипнула.
– Ну прости. Пожалуйста, прости.
А ведь она все-таки святая – моя Марийка.
Четвертая глава
О выборе
Владислав
Стоит ли говорить, что ни я, ни Марийка в эту ночь не выспались. Точнее не спали практически вовсе: вряд ли следует считать за полноценный сон те несколько часов, что урвали мы у дня уже много позже того, как небо окрасилось бледным городским рассветом.
Но и спать мы по вполне понятным причинам не могли.
А днем – предстояло сделать еще слишком многое, чтобы позволить тратить ставшее действительно драгоценным время на сон.
И, в первую очередь, созвониться все-таки с Еленой. Как это ни странно, но сегодня мне это все же удалось – и с первой попытки. Удалось даже и договориться о встрече, хотя не скажу, чтобы это вызвало у меня прилив особой радости.
Но здесь, вероятно, следует объясниться: кто же такая Елена и почему мне была столь неприятна эта еще только предполагаемая встреча.
Как я уже говорил, к воинствующим традиционалистам я не принадлежу (как, впрочем, и что-то около девяносто девяти процентов населения земного шара). И если самого меня в постели привлекают исключительно женщины, то, в принципе, я лично не имею ничего против того, чтобы кого-то другого они не привлекали или привлекали не только они. Несмотря на то, что даже работа моя была самым прямым образом связана с этим вопросом, сам я сохранял полнейший нейтралитет: ну просто образец толерантности и человеколюбия, хоть сейчас в модели для какого-нибудь идиотского по форме и содержанию плакатика, что так любят развешивать в общеобразовательных школах, типа «Мы разные, но мы дружим!»: негритенок, этакий скалозубый америкашка (естественно, белый) и еврей с печальными глазами и характерным носом – все, естественно, в цивиле, при галстуках… Показывали нам эти стандартизированные плакатики – смех да и только. Как будто можно таким вот дурацким плакатиком стереть вековую вражду наций, к тому же, тщательно подогреваемую разного рода «независимыми» СМИ… И особенно хорошо, надо думать, все это дело смотрелось где-нибудь на Ближнем Востоке или в Средней Азии.
А, идиотизм, чего и говорить. Здорово все-таки, что у нас не принята эта практика.
Но я отвлекся.
Так вот, если я не принадлежал к воинствующим традиционалистам, то Марийка, девочка моя ненаглядная, не принадлежала к традиционалистам вообще (хотя черт его знает, сами бисексуалы утверждают, что выбор их ничуть не менее традиционен, чем, скажем, мой, и порой это кажется вовсе не столь уж лишенным смысла. В конце концов, ведь и теория бисексуальности была разработана еще до Фрейда…). Одним словом, Марийка была из бишек. А Елена – ее последней, самой верной подругой.
