Если на то пошло, ведь через Елену-то мы и познакомились. Именно через нее началась – неожиданно для всех – наша с Марийкой любовь.
Но это – совсем отдельная история.
…Встретиться мы договорились на Главной площади. Рушились режимы, менялись вожди на мраморных постаментах, площадь оставалась Главной. Возможно, упорное отстаивание исторического названия являлось самым мудрым и дальновидным поступком администрации города за все время его существования.
Елена подошла ровно минута в минуту, как всегда, пунктуальная, изящная и неприятная. Улыбнулась, открывая мелкие острые зубы, поздоровалась, по-мужски пожала руку.
О господи, неужели моя Марийка ее любила?!
– Рада вас видеть, Влад. Как ваши дела, работа?
– Да все по-старому. Вы принесли?..
– Да. Но зачем же здесь, так сразу… Пойдемте, я знаю одно совершенно замечательное местечко неподалеку, посидим, кофе попьем. Надеюсь, вы не возражаете?
Ну что я мог на это сказать?
– Что вы, конечно же, нет.
Однако, надо отдать ей должное, местечко и вправду оказалось неподалеку, нам всего лишь пришлось перейти дорогу и завернуть за угол, признаться, я даже никогда не догадывался, что здесь есть что-либо подобное.
– Ну как, нравится? – осведомилась Елена.
– Симпатично, – согласился я, оглядывая маленькие белые столики, трехногие стулья с витыми спинками и развешанные по стенам фотографии – разного рода пейзажи и парочка натюрмортов. – Пойдемте к окну?
– О, конечно.
Елена взяла себе не только кофе, но и кусок торта – впрочем, с ее фигурой можно было позволить себе не сидеть на диете. Я ограничился чаем.
– Как там Мария? – словно походя спросила она, размешивая ложечкой сахар.
– Хорошо, – пожал я плечами. – Работает. Вы же знаете, в клинике ее любят.
– Ну да… А вы-то что?
– Да ничего, – понемногу начал я раздражаться. – Возможно, уеду в ближайшие месяцы домой, не знаю еще. Давайте не будем об этом. Может быть, вы отдадите все-таки ее вещи?
Она поджала губы.
– Как скажете, Влад, – открыла сумку, достала прозрачный пластиковый пакет, протянула через стол мне. – Берите.
И я взял.
Документы, какие-то письма, тетради. И из-за этого такие нервы последних месяцев?!
Мы посидели еще пару минут, каждый допивая свое, и я уже собирался откланиваться, когда она меня остановила.
– Послушайте, – сказала она, – конечно, мы никогда не были и не будем друзьями, это очевидно. Но все-таки ведь нас обоих волнует судьба одного и того же человека… Вот вы уедете… Она останется одна. Мне не хотелось бы, чтобы с ней что-то случилось.
Я молчу.
– О ней некому будет позаботиться.
– Она взрослый человек.
– О взрослых людях тоже должен кто-то беспокоиться.
– К чему вы клоните, Елена?
– Поговорите с ней. Я хочу, чтобы это время она пожила у меня.
Мне даже смешно стало. Нет, это было забавно, в самом-то деле.
– Не говорите ерунды, моя дорогая.
Она опять сжала тонкие губы.
– Это не ерунда, Влад. Думайте что хотите, но я действительно волнуюсь о ней.
– Не кажется ли вам, – проникновенно заметил я в ответ, – что пришла пора отступиться? По-моему, это тоже очевидно.
Теперь молчала уже она.
– Ведь Мария ясно дала вам понять, что ни о каком возвращении к прошлому не может быть и речи. Разве не так?
Она вновь не ответила.
Только что-то такое появилось в ее взгляде: не то тщательно закамуфлированное презрение, не то издевка.
Если честно, мне на это было плевать.
– Так что не беспокойте нас больше, пожалуйста, хорошо? – Я в последний раз улыбнулся. – Прощайте, Елена.
