Мраморное сердце - страница 6

Но эти сломленные анти-жизни с их сломанными телами, что нависли над ним в этом осязаемом одиночестве, были настолько уместны в этой задыхающейся дисгармонии, что становились безупречными. Это было невозможно описать, и когда он снова на них смотрел, приняв, что даже дисгармония способна указать путь к высшей экзальтации, они снова казались идеальными в своей чистоте и правильности. Его это напугало и поразило, эта обратная сторона экзальтации вызывала в нём необъяснимые страхи, он вдруг понял, что такое быть сломанным. Ему было не по себе от того, что он ощутил сейчас слияние с дисгармонией этих скульптур в их высшей форме искажения, он был таким же сломанным и анти-идеальным сейчас, и это вызвало в нём волну отвращения к миру и к самому себе. Нет, никто не имеет права уничтожать свой внутренний свет и растворяться в пустоте, вакууме, чёрной дыре, в полное ничто.

Он выскочил из галереи и долго бежал по узким улочкам Парижа, пытаясь скинуть это наваждение, откинуть эти чёрные страхи и желать снова стремиться к свету. Эти обезображенные образы его преследовали, лишали его личности, присасывались к его измученному духу, но их противоположная сторона кристальной и непогрешимой чистоты указывала на то, что за этим скрывается неописуемый ад. И может, чтобы прикоснуться к этой нагорной непорочности, было необходимо пройти все круги ада? И тогда он осознал, как мелочны его тревоги и печали, как глупы и бессмысленны его треволнения, он был жив и в здравом рассудке, и только что он чётко осознал определение идеального состояния, и как оно близко с понятием полной деградации. Если это и не был катарсис, то он полностью переосмыслил реальность.

После этого он вернулся в Нью-Йорк и начал «новую» старую жизнь. Конечно, ему не удалось совсем избавиться от чувств к Райану, но теперь он смело мог выжить без него, и видеть его без этих страшных эмоций, он отпустил его из своей жизни и теперь старался воспринимать как начальника. Он себе умышленно создавал тяжёлые тесты, искал деловых встреч наедине, чтобы полностью соответствовать своей роли и не испытывать лишних эмоций, а спокойно концентрироваться на решении рабочих вопросов. Пока один день Райан не наорал на него и не назвал приставучей пиявкой, требуя не лезть в его жизнь и не распространять грязные слухи. Джулиан опешил от этих несправедливых слов, знал бы Райан, каких усилий ему требовалось, чтобы отпустить его и просто быть порядочным подчинённым, забыв обо всех моментах счастья, что он испытывал рядом с ним! Что за нелепые обвинения, он к нему не приставал и никакие слухи не распространял (разве что выказывал пренебрежительное отношение к новой пассии Райана)! Это было настоящим ударом для него. После такого тяжёлого периода, что он пережил в Париже, вызвавшего психологическую травму, что мучила его ещё не один год, Райан бросал с презрением ему в лицо эти необоснованные обвинения?

– Что ты хочешь ещё от меня, мелкая приставучая сучка, знай своё место! Или ты таким образом хочешь добиться повышения, да? Шантажировать меня будешь ещё, какой твой следующий шаг, а? Хорошо, давись своим повышением, переходи в разряды менеджеров, но прекрати меня сталкерить! – И Райан прямо на месте подписал официальные бумаги об его повышении и переходе в другой отдел, и на них только не хватало его собственной подписи. И тогда-то Джулиан и понял, что это и был конец всего этого романа, который он в своё время успел идеализировать до невиданных масштабов, и хотя сейчас он смирился с этим финалом, ему как будто плюнули в лицо этими словами и откупом повышением. Его гордость была задета, хотелось дать Райану в морду, закатить истерику уровня Кащенко, но всё что касалось карьерного роста не имело ни гордости, ни чести, посчитал он, и разве он не заслужил этого?