Мраморный слон - страница 6

Зайдя в дом и миновав несколько пустых тёмных залов, Громов, как часто бывало, пристроился на стуле подле дверей спальни начальника, поминутно прислушиваясь, не позовёт ли его граф. Так он просидел до полудня, после чего со вздохом поднялся и, толкнув высокую золочёную дверь, вошёл внутрь и стал раздвигать тяжёлые портьеры на окнах.

– Пошёл прочь! – простонал граф, натягивая одеяло на голову. – Я сплю…

– Доброго дня, Николай Алексеевич, – делано бодрым голосом заговорил Василий, – надо свет в комнату пустить. Хороший день нынче…

– А мне что с того? Нет у меня больше хороших дней, – ворчливо протянул граф. – Что б тебе не успокоиться? Зачем ты меня каждое утро будишь?

– Да как же это? Как же не будить, когда день новый настал? – Покончив с окнами, адъютант раскрыл платяной шкаф. – Что изволите сегодня надеть к завтраку?

– Сказал же, поди прочь, – голос графа стал походить на рык, – и передай, что завтрак мне сегодня не нужен.

Громов закрыл шкаф, коротко поклонился.

– Как изволите, Николай Алексеевич. А что с почтой делать? Сегодня письмо из Берёзовки, управляющий докладывает о делах, и приглашение к княгине Анне Павловне Рагозиной на вечер. Прикажете ответы написать?

– Так и не отвяжешься от меня? – сдёрнув с головы одеяло и обнаружив сильно взлохмаченную густую шевелюру, промычал граф. – Доклад в топку, а приглашение… – граф неприятно хмыкнул. – Поедешь вместо меня к княгине и передашь ей лично, чтобы больше не утруждалась и карточек мне не посылала.

Николай Алексеевич Вислотский был умён, богат и очень хорош собой. Высокий лоб, прямой узкий нос, тонкие губы сразу выдавали породистого дворянина. А нахально прищуренные зелёные глаза ещё недавно повергали в смущение красавиц Петербурга и Москвы. Граф блистал в обществе, и ему прочили славное будущее, что большинству даже в грёзах не привидится. Но судьба распорядилась иначе.

Уперевшись локтем, граф неровно сел и привалился к подушке. Его взгляд скользнул к изголовью кровати, где стояла изумительной работы резная трость с рукоятью из литого золота. На лице Вислотского отразилась ненависть.

Проворно двигаясь, Громов вновь открыл шкаф, достал свежее платье, затем подошёл к кровати и отвернул край пышного одеяла. Граф поморщился от боли. Его левая нога, представляя печальное зрелище, была изрыта набухшими красными шрамами, обвивающими конечность со всех сторон. Ухватившись за протянутую руку адъютанта, граф кое-как поднялся на ноги.

– Сегодня обойдусь халатом, – резко сказал он.

Граф рывком запахнул накинутый на его плечи длинный стёганый халат и, так и не позволив Громову привести в порядок его всклокоченные волосы, наклонился вбок, словно сломанная кукла, и одним пальцем подцепил трость. С усилием опираясь на неё, Николай Алексеевич заковылял, страшно хромая, в гостиную. Дойдя до первого попавшегося дивана, он рухнул на него и застонал:

– Когда же всё это кончится? – голос графа исказился, изливая злобу. – А идите все прочь! Немедля прочь! – прорычал он и закрыл лицо руками.

Лакей и две горничных, оказавшиеся в это время поблизости, побросав все свои дела, поспешили убраться подальше от хозяина. Под горячую руку никто попадать не хотел. Громов тоже не заставил упрашивать себя дважды. Быстрым шагом он вылетел из графского дома и направился к флигелю, бормоча под нос:

– Чем я провинился? За что судьба так немилостива ко мне? Неужто мне всю жизнь придётся прислуживать этому самодуру?