Восстановленный острог располагался прямо у берегов Вятки. В центре него находилась небольшая деревянная церквушка и пара больших домов. Вдоль стен теснились домики поменьше и складские помещения. Один из центральных домов был домом старосты, второй же был постоялым двором с пустующей конюшней. Между церковью и подворьем бывший ушкуйник, а ныне миссионер, недолго подумав, всё же выбрал харчевню. Зайдя внутрь, он сразу понял, что не ошибся.
В темном помещении почти не было посетителей, а все кто были, собрались за центральным столом. Старик с множеством свежих шрамов на лице и руках кричал о демоне, восставшем из мертвых и воскресившем подстреленного в самую грудь парня. Кажется, Киприа́н явился в самый разгар рассказа, потому что ни безумец, ни слушавшие его постояльцы, ни даже хозяин харчевни со служанкой не обратили никакого внимания на скрипнувшую дверь. В полутьме инок сумел разглядеть шрамы старика. Они выглядели так, словно их прижигали, сразу после получения ранения. Из-за чего было сложно понять – порез это вообще или всё-таки ожог. Седой уже дошёл до той части рассказа, где выходец из самых глубин преисподней, принялся терзать его, а затем сразу лечить раненных. Будто это именно страдания пленника, приносили исцеление его соратникам.
Киприа́н уже слышал такие истории в Юрьевом монастыре. Они всегда начинались с того, что недалеко от торговых путей обнаруживались язычники с бессмертными воинами. После стычек с местными оставались выжившие, рассказывавшие байки о том, что те же самые бессмертные воины могли еще и исцелять легкими прикосновениями. Затем ближайшая епархия высылала на место инквизиторский отряд иноков, вырезающих и самих язычников, и паломников, которые следовали к дикарям за исцелением. Среди слушателей старика были молодая девушка с бельмом на глазу, крупный мужчина со старым шрамом на суровом лице и пара купцов. За соседним столом к рассказу прислушивался вооруженный саблей воин с клиновидным щитом в темных одеждах. Даже если бы не прошлое Киприа́на он бы прекрасно догадался, что перед ним ушкуйник, один из не ушедших на юг на войну с булгарскими войсками. Судя по ладной, но не дорогой одежде он был младшим офицером, возможно, капитан ладьи вёсел на двадцать.
Дождавшись окончания рассказа, один из купцов спросил:
– Не верю я тебе ни капли. Как же ты выбрался? Неужто, вотяки тебя взяли, да и отпустили.
– Вот хошь верь, хошь нет, мне как-то похрену. Взяли и отпустили. – Взвился старик. – Ну, если можно так сказать. Они просто смылись, кинув меня подыхать в лагере от ран да ожогов. Так я бы там и исдох, если бы не еще один уцелевший с моей группы. Лучник, который следил за нашей атакой с лесу, не сбежал, а остался, чтобы спасти меня. Мой верный товарищ, мы с ним ни одного капитана вместе сменили. Как только местные бросили меня, он вышел с лесу и дотащил меня сюда.
– Ну и где он теперь? Спаситель-то твой? Пусть подтвердит всё, раз видел. – С вызовом сказал речной офицер с соседнего стола.
– Ушёл он, к булгарам, не захотел оставаться на проклятых землях. И я бы с ним ушёл, да только кому я нужен на войне теперь? – Будто в подтверждение своих слов он руками приподнял культю, начинающуюся ниже правого колена. – Знаете что это? А ни хрена вы не знаете. И не поверите. Я бы и сам не поверил, коли бы это не мою ногу оттяпали. Их вождь, топором мою ногу отсёк, а своему вояке его обрубок обратно приставил. А он, сука, взял и прирос! Эта сволота прямо сразу как была, так и пошла вприпрыжку, что хоть не в танец пустилася!
